Невольные записки

Оставляю все свои эмоции, связанные с мытьем, стрижкой, стиркой, возможностью переодеться в чистое и т. д. и т. п., – единственными бренчащими медяками в копилке своих приятных воспоминаний за все это время. За неделю пребывания в карантине (отдельная, достаточно чистая комната на 18–20 человек в «козлином отряде»[1], у меня несколько подсохли и поджили язвы от расчесов, я избавился (в основном) от вездесущих вшей и клопов. Короче, я и все, кто прибыл вместе со мной, были вполне готовы предстать перед администрацией.

Форма представления достаточно простая. Застегнувшись на все имеющиеся и оставшиеся пуговицы, нужно зайти в кабинет и сказать: «Гражданин начальник, осужденный такой-то, для распределения в отряд прибыл. Статья, срок, начало срока, конец срока, какой суд осудил». Все. Если зададут вопросы – отвечать. Скажут «идите» – уходить. Сначала – оперативник. Вхожу, докладываюсь Сонный, равнодушный взгляд человека, которому все давно осточертело.

Один вопрос: –Откуда ты?..

Отвечаю: – Из Москвы.

– Где жил?

– В Нью-Йорке.

Видимо, посчитав, что у меня своеобразное чувство юмора, говорит:

– А я из Китая…

– Я так и подумал, – отвечаю.

– Ладно, идите…

Следующий кабинет – ОПВР[2]. Процедура такая же, но спрашивают о моей специальности.

Перечисляю все. При словах «политолог, аналитик, социопсихолог» – легкое замешательство. Даже происходит пятиминутная беседа по поводу того, как нехорошо быть «международным наркодилером». Не вдаваясь в детали ФСБешной и МВДешной провокации в отношении меня, просто говорю, что слово «дилер» не совсем соответствует действительности. Поскольку он не знает, что это слово означает, разговор заканчивается и мне разрешают уйти.

Вот и все. Я – в 10-м отряде.

На следующий день после утренней проверки я пришел в свой отряд. В этот день в нем было 138 человек. Я был 139-м. (Сумма цифр – 13, счастливое для меня число.)

10-й отряд

Казарма-барак в 120 квадратных метров. Шконки в два яруса. Чисто. Все (почти все) шконки застелены домашними покрывалами. Как обычно, две шконки вплотную друг к другу, между ними тумбочка. Либо одна на другой, либо рядышком.

В зависимости от крутизны хозяина. Естественно, и проход, т. е. расстояние между такими парами шконок, разное. Две пары шконок (верхняя и нижняя), разделенные тумбочкой, образуют секцию. Как правило, четыре человека, живущие в таких секциях, в силу постоянного контакта, образуют семьи, т. е. вместе питаются, общаются и т. д.

Но, «как правило», не значит обязательно. Часто семьи распадаются, «перетусовываются». Можно жить в своей секции, но входить в семью из другой. Превалируют причины личных интересов, симпатий и антипатий, возрастные категории, землячество и т. п. Переход из секции в секцию, т. е. смена шконки, только по разрешению смотрящего за отрядом (наиболее уважаемый из братвы). Как и в камере в СИЗО.

Но и в отряде мест на всех не хватает. Несколько человек спят по очереди. Зона переполнена. Личные вещи положено складывать на табурет около шконки. Как в армии. Но табуретов, естественно, не хватает, и все висит на крючках, веревочках и т. п.

В среднем, в отряде 140 человек. Кто-то уходит (по УДО, переводы в другие отряды, расконвойка и т. п.), кто-то приходит с новыми этапами. Приходят уже после 1–1,5-годовалого пребывания в СИЗО, на пересылках.

Более 2/3 людей в отряде сидит уже по 5–8 лет. Естественно, скапливаются вещи. Смены белья, одежда, обувь и т. п. У каждого по два – три баула. Получается на отряд не менее 300–350 баулов. А отрядная каптерка, в которой, по правилам, эти баулы должны храниться, рассчитана максимум на 80–100 ячеек. От шмона до шмона, от комиссии до комиссии, все это хранится под шконками.

То же самое, только хуже, с передачами. Их получает примерно 1/3 отряда. Человек 50. По 20–25 кг. Выходит немного больше тонны. Сыры, колбасы, сало, полуфабрикаты и т. н. Где все это хранить? Единственный на весь отряд старенький «Саратов» вмещает 20–30 кг. Остальное – по окнам. (Зимой. А что делать летом?) И под водой. Попытаюсь объяснить.

Умывалка, она же кухня, так как готовят здесь. Здесь же общаковская электроплита и несколько раздолбанных, вечно искрящих розеток. На стене шесть кранов. Внизу желоб, исполняющий роль раковины. Под крайним краном, вместо желоба установлен металлический сварной поддон. Кран над ним постоянно открыт. В этом поддоне мы храним в банках, полиэтиленовых, герметично закрытых кульках все, что может быстро испортиться. На несколько дней продлевает жизнь колбасы и масла, пока не протухнут. Но обычно протухнуть они не успевают. Сметается все подчистую.

Случаи крысятничества – крайне редки, но все-таки случаются. За это опускают без всякой мягкости и снисхождения…

Мы стараемся придать бараку хоть какой-то обжитой вид. Он – наш дом на много лет. Вешаем на окна подобие штор и занавесок, на подоконниках – цветы в самодельных деревянных кадках или в больших пластмассовых банках из-под майонеза или чего-то в этом роде. Есть несколько аквариумов…