Невольные записки

Рапорт попадает к отряднику. Те из них, кто поумнее и поопытнее кладет его «под сукно» до тех пор, пока у самого не появится повод или желание наехать, на «провинившегося» зека. Тогда этот рапорт» служит «довеском». А иногда рапорт превращается в замечание, фиксируется, и снять его можно только через полгода при «безупречном» поведении и «активной общественной работе». В противном случае ни об УДО, ни об «улучшенных условиях», дополнительной дачке, свидании и т. п. нечего и мечтать.

Смену свою Маньяк подобрал под стать себе. Такие же отморозки. Все – в рамках системы – той клинической патологии возведенного в Закон извращения, называемого «пенитенциарная система России».

Отступление

Помните известную рубрику в «Литературке»: «Если бы директором был я…»? Кстати, незаслуженно забытую. Так вот, если бы директором был я…

Может, то, что я сейчас пишу, – результат определенных психических сдвигов, произошедших за последние два года. Может, следствие ставшей хронической ненависти к «органам». Может, согласно второму закону философии, количество накопленной за эту тюремную жизнь информации перешло в качество – в навязчивую идею? Не знаю. Но попытаюсь эту «идею» изложить. Может быть, очень сжато, схематично, без деталей и механизма реализации, но суть, надеюсь, будет ясна и доступна каждому.

Так вот, в каждом городе, почти в каждом поселке есть стадион. Согнал бы я на этот стадион всех (и бывших, и ушедших на пенсию) работников МВД со всеми их структурами – ОМОН, СОБР, РУБОП и т. д. и т. п.

Кроме, пожалуй, технических и медицинских служб.

Всех работников прокуратуры и суда (кроме тех же технических служб). Всех сотрудников ГУЛАГА-ГУИНА (вот здесь – без исключения: со всеми техническими службами). Думаю, что по всей стране их набралось бы больше миллиона. Окружил бы эти стадионы армейскими частями. Установил бы вокруг пулеметы. Но все сразу. Одномоментно. Чтобы не успели разбежаться и попрятаться, как тараканы. Так же организованно, как при их помощи когда-то депортировали татар, чеченцем и т. п. Как тщательно готовились к решению «еврейского вопроса».

Собрал бы их всех. И объявил: – государственный внешний долг России составляет порядка 150 миллиардов долларов. Примерно столько же мне нужно для решения первоочередных внутренних проблем. Да еще миллиардов 200 для полной стабилизации и компенсации нанесенного народу вреда. Дал бы всей этой своре 48 часов времени и велел бы собрать, и вернуть эту сумму. Приблизительно 500 миллиардов. В любом эквиваленте: золото (от наворованной ювелирки до зубных протезов), камни, валюту, рубли, антиквариат и т. п. Объявил бы круговую поруку. И через 48 часов начал бы расстреливать тысяч по 10–15 каждый час. Трех суток не прошло бы, как собрали бы все. Даже больше! Да одни ГАИшники и ГУИНовцы покрыли бы больше половины. И у них самих в загашниках столько же осталось бы…

Собрал бы всю необходимую сумму, а потом… Все равно половину бы (как минимум) расстрелял.

Простите зеку эту его сладкую мечту…

Портереты (продолжение) Серега-дурак

«Дурак» (можно и без кавычек) – его погоняло. Вернее погоняла я еще не встречал. Я сидел вместе с ним на Пресне. Ему около 45 лет. Режим – «полосатый» (особый). Черт-те, какая ходка: может, 8-я, может, 88-я…

По тюрьмам и зонам с малолетства. Ламброзо завертелся бы от восторга в своем гробу, узнав о столь ярком и наглядном подтверждении своей теории. Жизненное (естественное) выражение лица – питекантроп, смотрящий по телевизору фильм Феллини. Интеллект на уровне полученного образования – четыре класса школы в одной из деревень Хабаровского края. Но вместе с тем – звериная хитрость, невероятная практичность, фантастическая живучесть, уникальная приспособляемость.

Мы как-то подсчитали с ним: с 15 лет (он впервые сел за кражу) до этого, последнего, «залета» (сейчас ему 45), то есть за 30 лет, он пробыл на свободе чуть больше 5 лет. Все остальное время – тюрьмы и зоны. Эта ходка – за убийство с особой жестокостью. Я читал его дело. Волосы дыбом! Ему дали 18 лет особого, но потом Верховный Суд три года скинул. Остается 15 лет. Уверен, что выживет, и доживет, и выйдет, и через несколько месяцев опять сядет. Среди людей жить не может. Да ему и нельзя.

Знание тюремного мира и быта – абсолютное. Убежден, что все (включая нескольких жен и троих детей, которыми успел обзавестись в паузах между зонами) обязаны его кормить, поить, холить и т. п.

Жаден до патологии. Вымогает (у тех, кто послабее), клянчит (у тех, кто «откусывается») все – от зубной щетки, которой никогда не пользуется (пригодится), до старых газет, которые никогда не читает (он вообще ничего не читает) и которые можно использовать на «тарочки» (бумага для самокруток). У него три неподъемных баула. Килограмм по 25–30 каждый. Насобирал за три – четыре месяца, находясь на «Пресне» в ожидании решения Верховного Суда на свою «касатку».