Невозможная девушка

– И не только работа… – у Коры защипало в глазах. Ей казалось, что она уже перестала лить слезы по Отто и Тому, но, очевидно, на то, чтобы выплакать горе, требуется время. У нее могли в любой момент разойтись швы, поэтому она плотно сжала губы, стараясь не разреветься.

– Приятно видеть, что вам уже лучше, – заметил Льюис. – По крайней мере, физически. Душевные раны заживают не сразу.

– Мы собрались за город, – сказала миссис Престон, ласково улыбаясь. – Надеемся, вы сможете поехать с нами, мисс Ли.

– За город? – переспросила Кора, вытирая глаза платком, который протянул ей Льюис.

– Да, – сказал он. – Мы все вам расскажем на месте. Не переживайте, это безопасно. Думаю, мы оба уже достаточно окрепли для этой поездки.

Извозчик помог Коре сесть в экипаж, и они поехали. На Пятидесятой улице, возле приюта для сирот, повозка повернула на север. Вдалеке виднелась чернильная фабрика Лайтбоди и родовые имения Фелпсов, Райкеров и Шермерхорнов (где больше не было Сюзетт) с видом на Ист-Ривер. По обеим сторонам дороги был лес. Наконец они остановились у небольшой, но очень красивой беседки, которую окружали недавно высаженные деревья.

Опираясь на руку Льюиса, Кора вышла из повозки.

– Что это? Частный ботанический сад? – спросила она. Поездка ее утомила, но при виде деревьев и кристально чистого октябрьского неба она немного взбодрилась.

– Верно. Здесь работает мой брат, и хозяин дал нам разрешение войти. Пойдемте.

Втроем они медленно пошли по тропинке, ведущей в глубь сада, мимо разноцветных деревьев и аккуратно подстриженных лужаек. Был вечер воскресенья, к тому же день выдался прохладный и сад находился далеко от города, поэтому других посетителей не было. Примерно на середине пути они остановились у молодого дуба, высотой всего около десяти футов. Вокруг дерева был недавно утрамбованный участок земли.

Льюис снял шляпу.

– Котяра Отто, он же Отто Доннелли, – произнес он, показывая налево. – Рядом Монах Том, ранее известный как Моузес Томас Берншед. Ну и, конечно же, Одри Марч. Хозяин сада позволил нам похоронить их здесь. Об этом никто больше не знает, и их не побеспокоят.

Кора расплакалась. Каждый раз, когда она думала о своих друзьях, погибших по ее вине, она не могла сдержать слезы. Это было невыносимо. Льюис и Энни положили ей на плечи свои теплые ладони и отошли в сторону.

Кора простояла перед могилами более часа. Она вспоминала о том, как первый раз встретила Одри у мадам Бек, как та вежливо отказала Джейкобу; как Том составлял список пирогов, которые ему хотелось съесть; как у Отто порвался хвост, а она просила Лию его зашить. Радостные и болезненные воспоминания кружились в странном хороводе. Она подумала об Иде, о Руби, Рэндольфе, Коналле и об Уильяме, и ее охватило жгучее раскаяние. Слезы сожаления текли у нее по лицу.

Воздух стал холоднее, солнце покатилось за верхушки деревьев, и у Коры на юбке заплясали солнечные зайчики. Наверное, уже пора уезжать. Она услышала позади себя шаги, и на плечо ей легла рука Герцога – то есть Льюиса, но она никак не могла привыкнуть к его настоящему имени.

– Как же тебе удалось все это устроить? Ты ведь сам чуть было не погиб, – спросила его Кора, вытирая слезы.

– А это не я. Я здесь первый раз, как и вы. Он объяснил мне, куда ехать.

– Он? Кто «он»? – не поняла Кора.

– Вот, поговорите с ним сами. Он ждал целую неделю, чтобы увидеть вас.

Льюис посторонился, и за его спиной, между двумя ясенями, Кора увидела худого, осунувшегося Теодора Флинта. Под глазами у него были темные круги, и сам он был ужасно бледен. Ему были просто необходимы солнечный свет и как минимум дюжина сытных обедов.

Не говоря больше ни слова, Льюис удалился, и его место занял Тео. Кора молчала. Сама того не осознавая, она положила руку на живот.

– Как ты? – негромко спросил он.

– Лучше. Спасибо, что помог найти комнату.

– Это все мисс Каттер и доктор Блэквелл, их благодари. У меня денег больше не осталось.

– Как не осталось? На что же ты их истратил?

Тео молча смотрел на свежие могилы.

– Я хотел поставить им надгробия или обелиск, – наконец произнес он. – Думал взять деньги в долг, но потом решил, что со временем все это разрушится. Когда мы с тобой умрем – надеюсь, в глубокой старости, – никто больше не узнает, что здесь покоится их прах. А дерево будет о них напоминать. Ты согласна?

Кора не ответила. Так, значит, это его рук дело. Ребята будут покоиться с миром, хотя они в свое время вместе с Корой лишили этой участи добрую сотню больных, но богатых ньюйоркцев. Раньше она думала, что это в порядке вещей, что после смерти тела больше не принадлежат их владельцам. Ее собственное тело считалось товаром, и это относилось ко многим другим – взять, к примеру, рабов, бежавших сюда в поисках свободы и безопасности, портовых грузчиков, вынужденных надрывать спину за жалкую мелочь, детей ирландских иммигрантов, ценность жизни которых определялась количеством собранного ими тряпья и украденного сахара. Так было везде и всюду: людские тела – такой же товар, как и все остальное.