Взволнованным жестом, которого сам не заметил, Саша пригладил короткие волосы и сделал к пещере шаг, потом принудил себя ко второму. Внутри оказалось совсем темно, не как в первый раз, и как-то не по-живому тихо. Саша прислушался, в надежде различить хоть какой-нибудь звук, но ему только сдавило уши. С усилием сглотнув слюну, как делают в самолете, он подошел к органу поближе. Вместо труб зияли провалы, похожие на пустые глазницы. Ему стало жутковато и стыдно, будто он встретил изуродованного им человека.
— Я должен был защитить Себастьяна, — побормотал Саша, отдавая себе отчет, что это выглядит сумасшествием: оправдываться перед мертвым инструментом.
Проведя кончиками пальцев по одному из мануалов, Саша попытался вызвать в памяти звук, услышанный им много лет назад. Тогда хватило нескольких тактов прелюдии Баха, чтобы волна ожила. Откуда она вырвалась? Саша внимательно осмотрел руины, но нигде не увидел ничего похожего на лазейку в другой мир.
Он рассмеялся:
— Это была галлюцинация! На двоих с Лилькой. Разве это менее правдоподобно, чем проникновение в чужую жизнь?
Больше не чувствуя страха, Саша так же, как и девять лет назад, взял несложный аккорд. И, вскрикнув, отдернул руку, оглушенный прозвучавшим трезвучием. Сжимаясь от суеверного страха, он озирался и лепетал:
— Но — как?! Он же… Я ведь… Его невозможно сломать?!
Будто прикасаясь к раскаленному железу, он отрывисто ткнул пальцем в клавишу, и громкое "ля" заполнило пещеру. Саша застонал:
— О боже… Значит, все это время Себастьян не был защищен? А я-то успокоился… Или… — он со страхом огляделся и продолжил уже про себя: — Или это опять происходит потому, что я здесь? У нас какая-то связь?
Он сдавил голову, словно это могло помочь его мыслям собраться. "С ним все должно быть в порядке, раз в нашем мире ничего не изменилось. Та его жизнь, которую изучают школьники, другой не стала. Мой отец не тронул его. И священник тоже. Да и что они могли сделать? Его Мария Барбара сейчас с ним…"
Ему тотчас вспомнилось, зачем он здесь. До сих пор Саша уверял себя, что побег из этой жизни невозможен. А теперь, со страхом оглядывая клавиатурный стол, думал: "Вот оно — в двух шагах. Начни играть, и больше не будет ни боли, ни Лильки… Что, в общем-то, одно и то же. Так в чем же дело? Почему я еще здесь? На этот-то раз, что меня удерживает?"
Наверное, кто-то назвал бы малодушием ту тлеющую в его душе надежду на то, что Лилька внезапно очнется от своего многолетнего наваждения. Ведь она же сама говорила… Господи, зачем же она говорила, что это он, Саша, на самом деле ее жизнь?! Ему хотелось верить в это с такой силой, что остатков ее уже не хватало на то, чтобы заставить орган зазвучать во всю мощь.
Саша сел возле него, не думая о том, как легко простудиться на камнях. Ему не хотелось действовать сгоряча, потому что возвращаться сюда во второй раз он не собирался. Нужно было, как следует вслушаться в ту неразбериху, что звучала в нем, и понять главное: сумеет ли он жить здесь без Лильки? Там, куда Саша собирался уйти, ждала полная неизвестность. Но там должна была оказаться Лилька, ведь только такая жизнь была ему желанна…
Но все было не так просто. В таком единоличном выборе Саше виделось то же самое насилие по отношению к Лильке, от которого он уже отказался. Что-то похожее на любовный приворот, ведь все произошло бы помимо ее воли. Он изменил бы и Лилькину судьбу тоже, даже не узнав, чего теперь хочет она сама.
Обхватив согнутые колени, Саша уткнулся в них лицом, уже осознавая, что придется провести не один час в этой пещере, прежде чем он решится на что-либо. Ему уже не в первый раз пришло в голову, что если б у него был талант… Не такой, конечно, как у Себастьяна… И все же, был бы! То этот выбор стал бы не столь мучительным, ведь тогда ему было бы ради чего жить здесь и без Лильки.
Но пока Саша не мог с уверенностью назвать талантом то, что тревожно бродило в нем, лишь изредка выплескиваясь на нотные листы. Он никогда не считался вундеркиндом, и хотя собирался стать исполнителем (Лилька настаивала — дирижером!) и мечтал о сочинительстве, не был уверен в том, что это может сбыться в его жизни. Саша знал, что другим кажется достаточно самоуверенным человеком, на самом же деле все те годы, что занимался музыкой, он изводил себя сомнениями на счет того, имеет ли право хотя бы соприкасаться с тем божественным, что называлось этим словом. Пока он не дал себе ответа… Лилька безоговорочно верила в его великое будущее, но ее больше не было с ним…
Иногда ему чудилось, что орган издал какой-то звук: то ли вздох, то ли шепот. Саше приходилось оборачиваться, потому что он сознательно сел к нему спиной, однако все сразу стихало. И все же эта тишина больше не была настолько мертвой, как в ту минуту, когда Саша только вошел в пещеру.
"Он ждет, — подумалось ему. — Я нажал клавиши, и он вышел из спячки. Теперь дело за мной…"