Невозможная музыка

Она снова почувствовала вкус к работе, когда Игорь взял ее в номер, хотя в первое время выходить на публику было страшно до того, что ее тошнило. И ноги заплетались не понарошку, а зрители смеялись, думая, что она дурачится. Потом она познала эйфорию от того, что ей аплодируют и ждут ее выхода, и жизнь, казалось, снова наполнилась энергией и смыслом, но Лилька сама лишила себя этого…

Устав от неугомонности муравьев, она перевернулась на спину и без улыбки всмотрелась в тускнеющее небо: "С чем же я осталась?" Она не спрашивала: "За что?" Лилька знала, что наказана за дело, и нечего роптать, только одиночество казалось ей слишком суровой мерой.

Можно было, конечно, попытаться поспорить с небом, ведь в заповедях ничего не сказано насчет "мужа ближней своей". Но это было бы уже пределом дерзости, и Лилька на такое не отваживалась. Да и спорить ей совсем не хотелось…

— Спать, — шепнула она, как говорила себе, когда случалась бессонница. Убедить себя удавалось редко, но Лилька продолжала шептать это слово, больше уже по привычке.

Она заметила, что от сосен больше не исходит музыка, но момент, когда все стихло, уже был пропущен. "Или я просто перестала слышать?" — не встревожившись, Лилька закрыла глаза.

Уже потом, вспоминая, она так и не могла разобраться: на самом ли деле приходил к ней дедушка Ярослав, ведь вблизи органа все возможно, или ей приснились те слова: "Дочка, просыпайся! Земля холодная…" Только еще не открыв глаза, Лилька поняла, что умрет не в этот раз.

Глава 14

— Вот чего я боялся…

В двенадцать лет Саша мог только смутно угадывать, что этот момент однажды может наступить: он пожалеет, что не остался в Ордруфе. Теперь же он находился внутри этого предполагаемого времени… состояния… Все, ради чего Саша вернулся в этот мир, ускользнуло от него. С ним больше не было матери, потому что Саша сам привел ей другого мужчину, и своими глазами увидел, как она, не шевельнувшись, рванулась навстречу радости. Не было Лильки, которая сама захотела уйти к тому же мужчине, не доставившему радости ей. И не осталось его самого — мальчишки, верившего в свой талант настолько, что ему было под силу отказаться от гениальной, но чужой судьбы.

Из дома он ушел не потому, что ему не под силу было видеть, как изменился взгляд матери, вовсе нет. Просто в неподвижности трудно было расплескать хоть часть переполнившего его горя, главную тяжесть которого составляло ощущение несостоявшейся жизни.

То, что Саше было чуть больше двадцати, его не обнадеживало. Разве когда ему исполнится тридцать, в нем может проснуться гениальность? Или эти годы смогут вернуть ему Лильку? И уж точно ему не стать тем ребенком, в неокрепшем теле которого по-шекспировски заключался для матери весь мир. То в мире, что она любила.

Весь день был жарким, совсем летним, хотя деревья только-только неохотно позволили первым листьям высунуть наружу неокрепшие клювики. Саша на ходу втягивал их детский запах и поражался тому, какую, оказывается, раздельную жизнь ведут его душа и тело, которое продолжало участвовать в том, что происходило в мире.

Он понимал, что нужно цепляться за все, попадающееся под руку, запихивать в себя побольше, и тогда, возможно, удастся хотя бы отчасти засыпать всякой ерундой образовавшуюся пустоту, и вновь ощутить опору в себе самом. Об этом твердили психологи, и на этом же настаивали те писатели, к мнению которых Саша прислушивался. И он старательно цеплялся взглядом за любые мелочи: ажурные наличники, которых еще не было в прошлый его приезд; другой пес на старой цепи; разбросанные по огороду обуглившиеся бревна с обгрызанными пламенем краями. Все это были приметы чужой радости и чужого горя, которые наверняка были не менее остры, чем его собственные. Он заставлял себя так думать, хотя и не мог поверить, что кому-то было также больно.

"Нужно с кем-то увидеться, — без желания подумал он. — С Андреем? Или меня стошнит от вида чужого счастья?" Андрея легко оттеснила Лилька, которая и не уходила из его мыслей: "Она уже вернулась? Там еще ходят электрички? Игорь даже не побеспокоился, что с ней будет… А я сделал вид, что мне наплевать. Надеюсь, она вернулась".

Саша уже понял, что сейчас же отправится к Лилькиному дому, чтобы проверить это. В дорогу, которой он шел, были впечатаны тысячи его шагов. И столько же Лилькиных… Нет, еще больше, ведь она жила здесь с рождения.

"Как можно было столько лет не замечать, что она любит его?! — на который раз Саша проклинал эту свою слепоту, погрузившую его в самообман. — Мы с мамой, как два небожителя. Все ведь происходило под самым носом…"

В Лилькиных окнах не было света. Он остановился, забыв выдохнуть: "Она не приехала?!" Бросившись к кухонному окну, Саша заглянул внутрь, потом проверил комнаты, чувствуя, как в груди холодеет от ощущения, что их собственная история повторяется точно так же, как и мировая. Только на этот раз все было страшнее для него, чем когда они искали дедушку Ярослава.