Невозможная музыка

Не зная наверняка, кто остался в доме, мальчик зажал пантуфли под мышкой и спустился по деревянной лестнице в одних чулках. Мысли вертелись шальной каруселью, предлагая то одно, то другое, но где-то сбоку продолжала маячить темная фигура священника, и это несколько омрачало еще не полученную радость.

"Чего же он хотел от меня?" — Себастьян напрягал лоб, но никак не мог вспомнить.

Наспех обувшись у порога, он оглянулся и выскочил на улицу, встретившую ласковым воздухом августа. С облегчением переведя дух, Себастьян с легкостью решил: "Наверное, я и вправду тяжело болел, вот его и позвали. А потом у меня случился… кризис. Кажется, это так называется? Вот. И теперь я совсем здоров".

Заприметив тощую белобрысую девчонку, которая куда-то тащила большущую, на удивление смирную утку с зеленоватой шеей, Себастьян неслышно подкрался сзади и, выскочив прямо перед ней, рывком натянул белый чепец на ее вздернутый нос.

Девчонка громко заверещала, некрасиво разинув рот, беспомощно завертела головой, не решаясь выпустить утку, чтобы поправить чепец. Себастьян же так и зашелся хохотом, перегнувшись вдвое. Но в следующий миг ему уже стало жаль ее — так нелепо топталась она на месте, пытаясь помочь себе плечом.

— Да ладно тебе, не вертись, — добродушно сказал он, и сам вернул ее простенький убор на место. — Продавать несешь?

Но девчонка оказалась не расположена к беседе с таким задирой. Тяжело топая, хотя и была совсем худой, она отбежала от Себастьяна на десяток шагов, показала ему язык и пустилась во всю прыть, то и дело вскидывая тяжелую ношу.

— Вот глупая утка, — проворчал он, проводив ее взглядом. — Уж и пошутить нельзя!

Ему сразу вспомнилась Мария Барбара, его кузина: "Вот с ней весело!" И Себастьян с ходу решил: "Если я когда-нибудь женюсь, так только на Марии Барбаре. И пусть у нас будет много-много детей! Чтоб было с кем поиграть… Уж я не стану прятать от них ноты".

Ночная обида снова взбаламученным осадком закружилась в душе. "Его назвали в честь дяди, который был точь-в-точь таким же, как наш отец, — недовольно подумал мальчик о своем старшем брате. — А он совсем другим уродился. Ни в мать, ни в отца… Отец еще и сам бы мне эту тетрадь дал!"

Внезапно его качнуло уже знакомой волной, которую, кажется, кроме него никто и не чувствовал. На этот раз она исходила от человека, вопреки моде не носившего парика. Из-под треуголки, которую тот надел, а не держал в руке, как остальные, на плечи спускались прямые светлые волосы. Он обернулся. Себастьян поймал рассеянный взгляд его серых глаз, и у него подкосились колени.

— Папа!

— Что ты орешь, как простолюдин?

Иоган Кристоф шипел ему в ухо и так больно тискал плечо, что мальчик даже присел.

— Простите великодушно, господин Бём, — Иоган Кристоф почтительно склонился. — Мой маленький брат болен. Я не позволял ему вставать с постели, но он, как видите, ослушался. Прошу прощения, если он потревожил вас. Поверьте, он будет наказан.

Знаменитый композитор и органист смотрел только на мальчика и, казалось, не слышал ничего из того, что говорил его брат. Затем, очнувшись, он порывисто спросил:

— Я могу поговорить с…

— Себастьян, господин Бём, — учтиво подсказал старший Бах. — Его зовут Иоган Себастьян.

— Конечно… Мне ли этого не знать?

От изумления Иоган Кристоф начал заикаться:

— Зна… знаете? Но… но откуда?

Испугавшись, что отец выдаст себя, Саша бросился на выручку:

— Я уже имел честь встречаться с господином Бёмом. Он побывал на репетиции нашего хора. Я солировал…

— Все верно. У этого мальчика — абсолютный слух, — впервые вскользь взглянув на Иогана Кристофа, сказал тот, кого здесь звали Георгом Бёмом. — И необычайно красивый дискант.

— О, это…

— Это дар Божий, — снова переведя взгляд на Сашу, с непонятной, но заметной горечью сказал отец. — Никто из людей не вправе приписать эту заслугу себе. Ни брат, ни… отец.

— Я не смею, — начал было Иоган Кристоф, но его оборвали:

— Так вы позволите нам поговорить?

Крепкая рука отца, которую Саша так хорошо помнил, ухватила его ладонь, и они торопливо отошли в сторону, поближе к полусонному уличному шарманщику, чтобы никто не слышал их разговора.

— Папа! — задыхаясь от радости, зашептал Сашка, приподнимаясь на цыпочках. — Я так и знал, что ты жив! И что ты здесь, я тоже догадался…

— Наверное, и я должен был догадаться, что рано или поздно, и ты окажешься здесь. Почему это не приходило мне в голову? Я недооценил тебя.

В отцовском голосе не слышалось того ликования, которое переполняло мальчика. Виновато улыбнувшись, хоть никакой вины он за собой и не чувствовал, Саша тихо спросил:

— Это плохо, что я здесь? Ты не хотел этого?

Серый взгляд скользнул поверх его головы, словно отец пытался увидеть то, от чего они оба ушли. Что-то ему там не понравилось, потому что лицо его неприязненно сморщилось. Тщательно взвешивая каждое слово, он холодно проговорил:

— Как я могу сказать "плохо", если ты стал самим Бахом? Я сам надеялся на это…

Сашка так и обмер:

— Стать Бахом?

— Да что там — надеялся! Я с ума сходил от желания слиться с ним в одно. Когда я узнал об этом необыкновенном органе…