Невозможная музыка

— Это трудно представить. Но ведь, как любят говорить у вас: нет предела совершенству.

— А если она станет хуже?

По бесцветным губам скользнула усмешка:

— Ты можешь узнать это, только оставшись.

В голове у Сашки опять закрутились смерчи: "Что он может сделать с Себастьяном? Я должен забрать отца с собой… И священника тоже. Тот не собирался вмешиваться, но кто его знает? Как это сделать? Как?" Он пытался поймать взгляд отца, внезапно сделавшийся отсутствующим, чтобы попытаться в нем прочесть подсказку, намек на возможную слабость, но серые глаза рассеянно смотрели куда-то мимо.

Отвернувшись от знаменитого органиста, который больше его не удерживал, Сашка побрел сквозь влажный туман, неизвестно откуда взявшийся, и очнулся только перед порогом церкви. Той самой, в которой Иоган Кристоф играл на органе. Прихожане давно разошлись, с каждым шагом все больше погружаясь в земную суету, от которой ненадолго отрешились за этими высокими стенами. Даже Иоган Кристоф устал ждать брата, положившись на порядочность Георга Бёма.

Быстро оглянувшись на пороге, мальчик решился войти в сумрачную тишину. Как ему и хотелось, здесь оказалось совсем пусто. Но не безжизненно — Саше все время слышалось чье-то дыхание. Или это легкое марево свечей создавало движение воздуха? Затаив дыхание, Саша обвел взглядом иконы и трижды неумело перекрестился. Потом спрятался в самый уголок и, отвернувшись к стене, тихо проговорил:

— Господи, подскажи, пожалуйста, что я должен сделать? Если я не вернусь, что же будет с мамой? А если вернусь, то они тут вдвоем навалятся на Себастьяна, и всю жизнь ему искалечат… Я же не могу его так бросить! — он подавил готовый вырваться всхлип. — Вдруг и в нашем времени все изменится, если он здесь заживет по-другому? И музыки его не будет… Это как у Брэдбери… Ну, Ты знаешь, Господи! Это же Ты всех вдохновляешь. Может быть, Ты и мне немножко поможешь?

Он подождал немного, прислушиваясь и надеясь, что вот-вот раздастся Голос. Потом вздернул плечи, мысленно извинившись за то, что побеспокоил, и быстро пошел к выходу, спиной ощущая на себе чей-то внимательный взгляд. Его тянуло оглянуться, но почему-то боязно было сделать это.

"Надо куда-то уйти. Спрятаться. Подумать…" — Саша выглянул из-за темной массивной двери и увидел, что господин Бём разговаривает с отцом Генрихом. Ему показалось, что они выглядят, как заговорщики.

"А наврал, что не знает его!" — присев, он прополз вдоль стены, пачкая белые чулки и ладони, а, повернув за угол, бросился бежать вниз по узкой улице. Шаги разлетались по мостовой стремительной дробью, и на этот ритм сами собой стали наслаиваться звуки, из которых складывалась взволнованная мелодия.

Сперва он воспринимал ее, как нечто естественное, как уже становившийся привычным шум крови в голове, как стук испуганного сердца. Потом внезапно остановился, неловко поскользнувшись на гладких камнях и отчаянно взмахнув руками: "Я что — сочиняю?!"

И ладонь, и щека оказались совсем мокрыми. Он провел рукой по лицу и перепугался еще больше: "Чье оно? Кто я вообще? Саша или Себастьян? Разве я до этого сочинял музыку?"

Заставив себя идти дальше, чтобы никто не догнал, он вскоре обнаружил, что маленький Ордруф уже кончился, и река весело улыбнулась ему навстречу. Его собственная улыбка вышла измученной. Он, конечно, не увидел этого, просто на нее едва достало сил. Тем более их не было на то, чтоб идти дальше.

Остановившись, он стащил туфли и, усевшись на траву, стянул перепачканные чулки. Через босые ступни в его тело вошла беззаботная легкость. Это показалось Сашке настоящей загадкой, ведь сама-то Земля была такой тяжеленной!

Спрятав обувь под лохматый куст, мальчик подпрыгнул на месте и бросился к блестящей воде, заранее ликуя оттого, что сейчас окунется в нее и наконец-то умоется, ведь удрал он прямо из постели.

"Здесь вода еще не отравленная!" — вспомнил Сашка и взвизгнул, ворвавшись в реку. Она оказалась не жгуче холодная и не противно теплая, а как раз такая, в какую приятно нырнуть.

Но пока он только проверил ее и, выскочив на берег, быстро стянул с себя всю одежду, даже панталоны с кружавчиками, которые сейчас казались Саше настоящим издевательством, хотя, одеваясь в доме Иогана Кристофа, он и внимания на них не обратил.

«Я — то один, то другой, — почему — то больше не паникуя от этой мысли, Сашка набрал воздуха и окунулся с головой. — Если даже я вернусь к себе… в свое время, разве во мне совсем ничего не останется от Себастьяна? Но ведь тогда и в нем должно остаться что-то от меня! Точно! И это "что-то" будет его охранять. Как предчувствие! Бывают же у людей предчувствия! Вон, у Лильки, например. И если теперь… кто-нибудь… попробует задурить ему голову, Себастьян будет знать, как для него лучше».