Невозможное

Он продемонстрировал Периклу скрижаль. Чем дольше тот рассматривал дощечку, тем сильнее становилось его удивление. Изумительно ровная и гладкая, она действительно мало походила на творение человеческих рук. Вряд ли даже самый искусный мастер способен создать такое чудо… С одной стороны скрижали виднелась симметричная россыпь странных кругляшков, на каждом из которых были нарисованы какие-то символы.

— Признаюсь, никогда не видел ничего подобного… — с благоговением выдохнул Перикл. — Но скрижаль должна нести в себе какое-то послание. А эта табличка совершенно пуста…

Алексиус криво улыбнулся:

— Да… Пока она пуста… Но Посейдон научил меня задавать ей вопросы…

Рука юноши скользнула по скрижали, и на ее поверхности появился текст.

Перикл вздрогнул, его глаза широко распахнулись.

— Всемогущие боги! — ошеломленно выдавил он, почувствовав, как пересохло горло.

Стратег потянулся к скрижали, но Алексиус решительно прижал дощечку к груди.

— Извини, почтенный, нельзя… — напомнил он.

Перикл впился глазами в текст. Странный текст. Удивительно ровные и красивые буквы. Идеально — как и полагается божественному посланию. Смущало лишь обилие пустых промежутков между словами, но очень скоро Перикл перестал обращать на них внимание. Действительно, так читать гораздо удобнее.

Само же послание почти полностью повторяло тот текст, что Алексиус показывал ему вчера. Да… это уже было невозможно списать на бредни безмозглого варвара. Картины ужасного будущего вставали перед глазами стратега. Лоймос… Великий мор. Десятки тысяч погибших. Смерть сыновей, а потом и его собственная смерть… Похоже, что Афины обречены. Перикл почувствовал, что спина покрылась холодным потом.

— Как… Как это остановить? — хрипло прошептал он. — Что Посейдон говорит об этом? Я хочу прочесть…

— Скрижаль пока молчит, но Посейдон рассказал мне во снах… Кроме того, мой народ обладал великими знаниями. Надеюсь, это поможет.

— Хорошо. Что ты предлагаешь?

Алексиус повторил свои вчерашние безумные идеи про какой-то карантин, торговцев и закрытие города. А в конце многозначительно добавил:

— Посейдон велел с почтением относиться к воде.

— Что это значит?

— Нельзя допускать чтобы нечистоты смешивались с питьевой водой. Иначе вода превратится в нечистоты.

— Но ведь так и есть! Мы берем воду из колодцев и цистерн, питаемых чистыми ручьями с гор…

— Да. Но грязные воды проходят рядом и просачиваются сквозь песок, попадая и в колодцы, и в цистерны. Особенно это касается Пирея, куда еще не подведена проточная вода. Но хуже всего то, что беженцы выливают свои нечистоты где попало.

— Но что тут можно поделать?

— Срочно сделать общественные уборные и бани.

— На это потребуется несколько месяцев!

— Нужно сделать хотя бы временный вариант — прорыть дополнительные канавы, а чистую воду завозить… Кроме того, Посейдон рассказал мне про ритуал, очищающий воду. Нужно нагреть ее, чтобы она закипела, и не снимать с огня, пока не будет произнесена молитва очищения…

Алексиус еще долго рассказывал про важность чистой воды. Перикл монотонно кивал, но все это уже не укладывалось у него в голове.

— Еще властитель морей раскрыл мне рецепт жидкости, которая поможет победить болезни. Этой жидкостью можно обрабатывать руки, поверхности предметов и раны. Ее можно делать из вина, но его потребуется очень много. Или эту жидкость можно производить из зерна, но и его понадобиться немало. Вчера я был на хлебных складах в Пирее, но хлеботорговцы рассказали, что я не могу купить больше пятидесяти халков… А мне нужно гораздо больше.

— Да. Спекуляции с хлебом караются смертью.

— И что делать?

Перикл задумчиво погладил бороду:

— Сложно сказать… Тут требуется решение народного собрания…

— Но мне вполне подойдет и порченое зерно, его много на складах…

— Порченое или нет — кто будет решать? Хлеботорговцы любое зерно назовут порченым, чтобы скупить по дешевке, а потом перепродать втридорога!

— Кстати, о порченом зерне… Я вчера купил на пробу несколько медимнов всякого. И порченого, и хорошего. Сегодня утром слуги доставили его в мастерскую. И знаешь, что я заметил? Мне принесли целый пифос якобы хорошей пшеницы, и на вид она действительно неплоха. Сухая и чистая… Но среди хороших большое число вот таких странных зерен.

Алексиус снова открыл ларец и извлек небольшой сверток. В нем оказалась пара горстей отличной пшеницы: крупной и отборной. Но среди пшеничных зерен множество темных крошек.

— Ты знаешь, что это такое?

— Конечно! Это спорынья — признак богатого, изобильного урожая. С ней хлеб слегка горчит, но некоторым так даже нравится… Хотя… Хм, пожалуй, ты прав, это немного странно. Обычно ее гораздо меньше. Чаще всего несколько крупиц в паре горстей. А тут… Наверное, был очень хороший урожай…

— Боюсь, что ты заблуждаешься, уважаемый. Спорынья в таком количестве сделает хлеб ядовитым. Он будет вызывать судороги и видения, а в конечном счете приведет к смерти.

— Этого не может быть!

Алексиус лишь сочувственно развел руками.

— И много на складах такого?