– Как тебе известно, война – это не кто кого перестреляет, а кто кого передумает. А чтобы было над чем думать, противника надо сперва увидеть. Значит, наша задача – увидеть, как можно дальше и шире. Чтобы в космической тьме что-то увидеть, фонарик нужен мощный и глаза нужны большие, быстро бегающие и быстро фокусирующиеся, и желательно не близорукие и не косые.
– Это даже мне понятно.
– У совы видал какие глазищи? В полголовы! А у осьминога? А локатор – это для боевого аппарата что глаза. Даже больше, чем просто глаза.
Иван Григорьевич взял со стола модель истребителя-перехватчика – подарок фирме космолётостроительной фирмы-заказчика – и повертел ее в руках.
– Вот гляди. Знаешь, где у него ставят локатор?
– В носу, известное дело.
– Главный, да, тут в носу. Ну ещё в крыльевых пилонах маленько. Остальное уже мелочи. При этом для задач разведки и управления мы задействуем доли процента общей площади поверхности аппарата. Глазки получаются маленькие, слепенькие. А теперь представь: мы всю поверхность аппарата покрыли антенными модулями и заставили их работать, как надо. Наш аппарат превращается в гигантскую антенну, видит далеко в полном сферическом обзоре. Теперь идем дальше, Арнольдыч. Чем шире полоса частот сигнала, тем больше у нас возможностей. Это как сравнить черно-белую и цветную картинки. Причем, чем короче длина волны, тем четче у нашего глаза зрение. Мы сейчас замахнулись на коротковолновую часть миллиметрового диапазона волн. Это значит, элементарный антенный модуль у нас будет размером порядка миллиметра. И таких модулей на аппарате можно разместить почти миллиард! Внутри каждого модуля у нас пикосхема: элементарная антеннка, малошумящий усилитель, ЦАП, АЦП, цифровые интерфейсы… Все принятые излучения мы ловим и оцифровываем. Дальше обрабатываем, как хотим. Хотим сигналы складываем, хотим вычитаем, хотим фазы доворачиваем: формируем нужные нам диаграммы направленности. Наш аппарат превращается в ёжика: мы лучи-иголки куда захотим, туда и направим. Можем сделать иголки длинными и острыми, а захотим – сделаем великое множество коротких иголок. И никаких потерь энергии при обработке: мы же работаем с цифровыми копиями сигнала!
– А чего раньше так не делали?
– Проблем всегда было много. Но часть из них недавно решили: построили цифровые шины передачи данных, сделали гигантский вычислитель, распараллелили вычисления… В цифровом мире если задача формализуется, она рано или поздно решается. А вот в физическом мире всё несколько сложнее. Как заставить миллиард приборов, разбросанных по всей поверхности аппарата, работать одновременно с пикосекундной точностью?
– Кинь каждому по проводу и пошли сигнал.
– Какой ты умный! Провода получаются разной длины: точная подгонка нужна. Это раз. Пока с одного конца на другой сигнал дойдет, он размывается, фронт у него дрожит. Это два. Ну и обшивка аппарата дышит, колеблется, взаимное расположение элементов гуляет. Это три. Чтобы хотя бы кусочек антенного полотна только в одном месте засинхронизировать, мы планировали сложные схемы с использованием импортных пикосхем, которых теперь у нас не будет.
– А если образец пикосхемы у нас на конфигураторе размножить?
– Это незаконно: нарушение копирайта.
– Да плевали мы на копирайт!
– Плевали, да, пробовали без лицензии. Оказалось, в конфигуратор какой-то блокировщик нарушений копирайта вставлен: не дает его настроить. Конфигуратор у нас тоже, оказывается, импортный и с закладкой! Нужен индетерминированный лицензионный ключ, который даже нашим разведкам пока не добыть.
– А если по-другому? Точные часики нельзя в антенный модуль вмонтировать?
– Угу. Выдашь нам атомные часы, которые у тебя полподвала занимают, сожмешь их до микронов и размножишь миллиардной серией? И ещё вспомни, что время относительно по Эйнштейну. И всё равно потом со временем разбегутся часы.
– Ладно, Ваня, – сдался Джон Арнольдович, – я вижу, что эта работа самая для проекта критическая. Ты давай решай техническую проблему, а решение всех оргвопросов я тебе обещаю. Лады?
– Легко сказать «решай», – проворчал Васенков, – благодарю за доверие. А если решение невозможно?
Джон Арнольдович расправил несуществующие усы и плавно взмахнул в воздухе согнутой рукой:
– Тогда дэлайте нэвозможное, ми вас нэ ограничиваем!
В трудной ситуации всегда помогала музыка. Иван Григорьевич пришел к себе в кабинет, включил двадцатый концерт Моцарта для фортепиано с оркестром, уселся в кресле, закрыл глаза и погрузился в глубокие раздумья.