Бесы — это же не маньяки-революционеры, но галерея аллегорий. Банального бытового бесовства, да и небанального тоже. Весь комплект. Полный набор. От ложного любомудрия до пафосного сластолюбия. Одна «кадриль литературы» чего стоит!
Очень вневременная и смешная (остроумно написанная) книжка.
Джусалы — Джалагаш
Особенно веселил нас тогда, когда мы читали «Бесов» вместе с Макаровой, один прием Достоевского, точнее, рассказчика, Антона Лаврентьича Г-ва, который любит отвлекаться от основной мысли в сторону всяческих второстепенных деталей.
Более того, человек увлекающийся и, как все прочие персонажи «Бесов», мгновенно входящий в раж, Г-ев не может остановиться и продолжает добавлять к вспомогательному аппендиксу ненужные подробности, городить детали одну на другую, еще и еще.
Вот, скажем, в первой части приводит он разговор между двумя дамами про сердечные дела своих детей, но соскальзывает на разговор о здоровье и ломоте зубов, затем совершенно неочевидно переходит на Женевское озеро.
…«
После чего импровизация заканчивается, и разговор возвращается в конвенциональное русло. Разговорная интонация per se, воздух, выдыхаемый из обеих ноздрей, создающий простор и атмосферу.
Так Кириллов, сочиняя в финале предсмертную записку, предлагает пририсовать к ней рожицу, хулиганское словечко: не может остановиться и пишет «Свобода, равенство, братство…»
Джалагаш — Кзыл-Орда
Кзыл-Орда — Чиили
Чиили — Яны-Курган
Яны-Курган — Туркестан
Туркестан — Тимур
Скорее всего, все это похоже на эскиз, на набросок, незавершенный этюд. Творение не будет закончено. Оно давно уже не продолжается, застыло на определенном этапе, остановилось, все силы уходят на поддержание того, что есть. Люди не входят в обязательный репертуар, люди все как один с кавалерийской походкой, случайны, а вот такыры (трещины в земле) — нет.
Это же очень похоже на Россию (в смысле противоборства со средой), и там, и здесь положенный на обе лопатки народ располагается параллельно полосе отчуждения, черте оседлости и ослабленности. Похоже и не похоже, думаешь о различиях, но в глаза бросаются тождества — бог ты мой, как же грустен Казахстан при солнечной погоде!
Сейчас солнечно как вчера, но уже не до обморока, ибо подготовлен. А проснулся от холода, что ж они не топят-то? Натянул все, что было. Заварил чай. Разговорился с г-жой Мураками. (Правда, теперь она стала г-жой Кафка: посетовала, что нечем заняться, и я предложил ей «Америку».)
Как я и думал, ровесница моей мамы. Едет к родителям, у матери микроинсульт. Поговорили и об этом. Сама «с Казахстана», здесь училась, здесь познакомилась с мужем. Муж из Баку. Русский, но ревнивый. Трое детей. Последнего родила в сорок, и тогда муж приказал сидеть дома. Сидит. В доме достаток. Любит эвфемизмы («Погоду бросает то в жар, то в холод, как женщину после пятидесяти»). Если эвфемизмов не избежать, извиняется. Больше всего волнуют вопросы здоровья и проблемы в личной жизни детей. У дочек неудачные браки, младший (ему девятнадцать) встречается с Настей (ей двадцать четыре), с родителями не знакомит, просит родителей почаще бывать на даче. В комнате, не стыдясь, держит презервативы. В частной и непринужденной беседе г-жа Кафка высказалась в том духе, что «пусть пар выпустит». Я говорю, может, если хорошо им, так пускай. Лучше же, чем клей нюхать.
— Но их только секс связывает.
— Так что ж в том плохого?
— Но ему же только девятнадцать!