Невозможность второго рода. Невероятные поиски новой формы вещества

Однако нам нужно было проконсультироваться и с двумя официальными соавторами – Питером Лу и Яо Нанем. Десять лет назад Питер помогал мне изучать всемирную базу данных по минералам. А пять месяцев назад мы с Яо Нанем, блестящим микроскопистом и директором Принстонского центра визуализации и анализа, сделали исходное открытие.

Питер выступил за немедленную публикацию. Он выразил уверенность в том, что образец природный, основываясь на своих впечатлениях от имеющихся снимков исходного фрагмента музейного хатыркита. Нань отказался голосовать и положился на научное суждение синей команды.

Я сопоставил все мнения с имеющимися доказательствами и быстро принял решение. Однако я специально выждал, прежде чем обратиться к Линкольну и Гленну. Отношения накалялись, и я хотел дать красной команде остыть, чтобы мы могли провести беспристрастную дискуссию.

В серии встреч и телефонных звонков я напомнил им о толстом лабораторном журнале с наблюдениями и данными, собранными по образцу из флорентийского музея. Все они говорили в пользу естественного происхождения образца.

И Линкольн, и Гленн признали, что это правда.

Далее я указал на то, что инцидент с Чиприани не имеет отношения к делу. Возможно, Чиприани действительно, взяв домой образцы из музея, впоследствии неаккуратно с ними обращался. Но в конечном итоге история с Чиприани ничего не доказывала и не опровергала. Я настаивал на том, что мы должны ее просто игнорировать. Все наблюдения и данные в статье, отправленной в Science, были строго ограничены исходным образцом хатыркита, который тщательно отслеживался и сохранялся во флорентийском музее.

Конечно, Гленн теперь с подозрением относился ко всему, что поступало из Флоренции, включая музейный образец. Однако под давлением он вынужден был признать отсутствие каких-либо доказательств того, что с музеем что-то не так.

Наконец, подводя итоги, я сделал упор на то, что считал ключевым моментом, с которым все могли согласиться: на преобладание доказательств, указывающих на то, что флорентийский образец хатыркита и квазикристаллы в нем являются природными. Ни Линкольн, ни Гленн не могли не согласиться с этим выводом.

Но этим, подчеркнул я, полностью исчерпывалось то, что мы утверждали в своей статье. Мы не претендовали на абсолютное доказательство того, что квазикристалл был природным. Учитывая их обеспокоенность, мы добавили оговорку о том, что наличие металлического алюминия в минералах, включая квазикристаллы, объяснить крайне сложно. Мы и не давали этому феномену никакого окончательного объяснения, а лишь представляли все имевшиеся на тот момент аргументы. Мы признавали, что присутствие алюминия могло означать, что образец был побочным продуктом человеческой деятельности. В то же время, однако, мы представили убедительные экспериментальные данные в пользу альтернативной теории, которая, следует признать, была довольно смелой гипотезой о естественном образовании квазикристаллов.

Я всегда считал, что статья, в которой честно представлены подтверждающие доказательства наряду с четким предупреждением об ограничениях, должна считаться научно корректной. Я также полагал, что публикация о нашем открытии позволит другим ученым добавить к ней свои аргументы и данные или предложить другие идеи, лучше объясняющие существование загадочного флорентийского образца.

Лука полностью согласился с моим анализом. Линкольн и Гленн, однако, решительно возражали, и их упорное сопротивление раскрыло подлинную природу научного конфликта. Они были обеспокоены тем, что физик-теоретик, то есть я, придерживался более низких стандартов доказательности, чем петролог и эксперт по метеоритам, то есть они. По их мнению, статью не следовало публиковать до тех пор, пока мы не получим возможность окончательно исключить вариант с антропогенным происхождением сплавов металлического алюминия. И неважно, сколько времени на это уйдет.

Для Линкольна и Гленна остававшаяся неопределенность перевешивала все доказательства. В конце концов я понял, что ни тщательность формулировок, ни сколь угодно полное раскрытие всех деталей с моей стороны никогда не смогут это компенсировать. Оба они выражали обеспокоенность, что при таком числе остающихся без ответа вопросов статья может стать профессиональным конфузом, и в какой-то момент прямо попросили, чтобы я убрал их имена из раздела благодарностей или хотя бы изменил формулировки, ясно обозначив, что они не поддерживают сделанные выводы.

Однако к тому времени статья уже была отправлена в печать. Журнал отклонил запрос на частичное редактирование и отказался удалить благодарности. Единственная альтернатива, которую предложили редакторы, – снять статью целиком.

Итак, наступил решающий момент. Снятие статьи в последний момент возымело бы серьезные последствия. Отказ от публикации обычно интерпретируется как признак проблем, а плохие новости быстро распространяются в научном сообществе. Я знал, что отказ от публикации вызовет подозрения и подорвет доверие к проекту в будущем.