Невозможный мужчина

Но эти последние слова я услышала уже сквозь грохот крови в ушах и свои отчаянные стоны, пока неслась верхом на его волшебных пальцах к долгожданному финалу.

– А знаешь, несогласная ты моя, подпись никуда не денется, – прохрипел Макс, вынимая желеобразную меня из кресла и без всяких церемоний укладывая животом на стол. – Перейдем сразу к основательной такой скрепляющей печати.

Я хотела возразить, вот честно, но из-за лапищ, сначала властно, до моего придушенного писка, сжавших бесстыдно выставленные ягодицы, мгновенно сдернувших вниз белье и повторивших то же самое уже с обнаженной кожей, все аргументы против этой недопустимой офисной пошлости превратились в беспомощное мычание.

– Твою ж дивизию, как же я люблю… печати эти… – простонал Макс сквозь зубы, вторгаясь в своей излюбленной манере, которую я уже так обожала. Медленно, не напирая безжалостно, но и не останавливаясь ни на мгновение, словно был настоящей неумолимой неизбежностью для меня. Хотя где уж тут «словно», неизбежность и есть, бегай – не бегай.

– С тобой люблю… сил никаких нет… – Достигнув, кажется, предела, шеф, секс-агрессор, наклонился надо мной, захватывая мои кисти и направляя их к противоположной стороне стола, практически растягивая под собой, пока оставлял все больше и больше следов жестких поцелуев на шее. – Ставил бы и ставил их… – Приподнявшись, он толкнулся глубже, хотя куда уж там! И во мне опять заплелось-закрутилось-отозвалось-взмолилось, будто и не оргазм только что случился, а всего лишь качественная прелюдия. – Ставил и ставил… во все, мать их, места… – Новый рывок, и я, вскрикнув, цепляюсь за край стола, в поисках опоры в назревающем стихийном бедствии. – Чтобы везде… все… на хрен… опечатано. – Голос Макса стал грубее, удары бедер резче, моя голова опустела. И все, что осталось вокруг, – мои ощущения от нового витка безумия, продолжение дикой скачки. – Что все мое… все мне… мне… мне… мне… мне-е-е!

Под его последний протяжный стон и мощные финальные фрикции моя поездка превратилась в полет. И взлетела я отчаянно, сначала пулей вверх, а потом спланировав вниз, как невесомый пух, что совсем не торопится к твердой земле, упиваясь каждым сладким потягивающим подрагиванием внутри, чтобы продлить парение еще немного.

Путешествие было тем еще кайфом, зато торможение вышло жестким. Едва мои глаза стали хоть что-то видеть, а временно обесточенные мозги соображать, осознание произошедшего врезало по ним со всей дури.

Божечки мои, я же стонала в голос, рычала, а под конец и орала тут так, что кто-нибудь за дверью наверняка решит, что в кабинете идет чертов кастинг для порнофильмов! А если кто в приемную зашел? Звукоизоляция, конечно, частично присутствует, но с тем, что мы тут творили, она точно не помощник.

– Девочка моя, ты как? – задыхаясь, прошептал Шереметьев.

Я как? Да я офигительно просто…

По моим трясущимся ногам потекло, что отрезвило и помогло восстановить в сознании не только порядок укравших мою способность соображать действий гадского начальника, но и все сказанные им в этом процессе слова, смысл которых был мне поначалу временно недоступен.

Как я?

Да я зла!

Нет, просто в бешенстве!

Мало того, что мы… вот это вот все… на работе… даже не в обеденный перерыв, не конец дня, полное здание народу, и над столом, как… как… у-у-у, прям не знаю кто! Так он еще что-то там о ребенке нес! Насчет эксклюзивности отношений – здесь я только «за», аж где-то внутри полегчало и потеплело, но вот эта болтовня о детях… она все испортила!

– Света? – В голосе Макса появились тревожные нотки, и я осознала, что все еще пребываю в том же непристойнейшем положении – распластанная на столе, с раздвинутыми ногами и сверкающей на весь свет голой задницей… и да, спермой, стекающей по бедрам.

– Ты совсем рехнулся? – зашипела я, выпрямляясь и резко поворачиваясь.

Должно было выйти поистине гневно, но меня повело, да и горло хрипело, так что получился писк вместо вопля.

– А в этом у тебя до сих пор имелись какие-то сомнения? – самодовольно ухмыльнулся маньяк-директор, подхватывая и уберегая от неминуемого падения. – Постой, у меня тут салфетки…

– Да какие, к чертям, салфетки? – взорвалась я.

– Влажные, с ароматом сирени вроде.

– Ты издеваешься, что ли? – психуя все больше, указала на наш расхристанный вид. – Что это вообще такое?

– Результат занятия любовью, свет мой. Смею надеяться, весьма и весьма качественного во всех отношениях и для обеих договаривающихся сторон, – настороженно прищурился он в ответ.

– Договаривающихся? Ты что там нес насчет ребенка? Кто так делает вообще? Кто обсуждает детей во время… во время какого-то блуда?! – Все, меня уже прямо потряхивать стало.

– Позволь тебе напомнить, девочка моя, – Шереметьев невозмутимо выдвинул один из ящиков стола и извлек-таки пачку салфеток, – что как раз в результате, как ты креативно выразилась, блуда в разных его проявлениях, эти дети и появляются. Непорочное зачатие – чрезвычайно редкое в природе явление. Хотя при современных технологиях…