Невозможный мужчина

Целенаправленно заговаривая мне зубы, он потянулся, чтобы стереть потеки, но я в ярости выхватила у него комок влажного текстиля.

– Прекрати! Ты прекрасно понимаешь, о чем я! Какие дети?

– Совместные.

– О, то есть тех двоих, что растут где-то там совершенно без твоего участия, пока ты тут со мной развлекаешься, тебе недостаточно? – выпалила я сгоряча, и тут же захотела от души врезать себе по губам и забрать свои слова немедленно обратно.

Макс дернул головой, будто я ему врезала по челюсти, и отшатнулся, а на его лицо набежала мрачная ледяная тень.

– Макс… – потянулась я к нему, но он отвернулся и стал дергаными движениями приводить одежду в порядок.

– Макс, я не… – Негромкий стук в дверь заставил меня подпрыгнуть, прервав мою попытку извиниться.

– Максим Владимирович, простите, нам чековую книжку надо срочно подписать, – настойчивое шкрабанье в дверь не просто продолжалось. Это был тот редкий визит бухгалтера, от которого невозможно отговориться занятостью.

– Думаю, Светлана Николаевна, вам в таком виде лучше спрятаться вон в той нише, пока я спроважу посетителей, – не глядя в мою сторону, сквозь стиснутые зубы процедил Максим и, в последний раз одернув пиджак, направился к закрытой (слава тебе, господи!) двери.

Я метнулась в сторону спасительного убежища и уже оттуда услышала, как директор открыл дверь и, явно не дав даже заглянуть внутрь нашей Ольге Викторовне, выпихнул ее обратно в приемную, сопровождая убедительным:

– Ольга Викторовна, даже приглашать вас не буду, ужасно спешу. Подпишу прямо тут и убегаю, срочно вызвали в администрацию города.

– А Светочка…

– А Светлану Николаевну я отправил с личным поручением. Очень важным. Кому я могу еще дать такое задание, как не личному… кхм… помощнику.

На этих словах дверь закрылась, а голоса в приемной стали глуше и неразборчивей.

Глава 19

Хитроу, как всегда, оглушал многообразием звуков, запахов, цветастости и разномастности как одежды, так и оттенков кожи заполонивших его людей. Современный Вавилон. Квинтэссенция людской несогласованности, разнокалиберности и непохожести. Как, впрочем, любой аэропорт любой столицы или крупного города любого государства – будь то Лондон, Мадрид, Дели, Москва или Вашингтон. И нигде, ни в одном из этих городов я не чувствовал себя дома. Хотя у Алекс практически в каждом из упомянутых имелись апартаменты – как ее личная недвижимость, так и корпоративные съемные дома или квартиры.

Позабытое ощущение чего-то родного, своего, настоящего стали приходить ко мне только с того момента, как я втянул в себя первый раз Светочкин аромат – с гостиничной простыни, на которой она простонала и прохрипела всю ночь моими усилиями. И если бы не ее дурацкое, ослиное прямо-таки упрямство, то наши отношения с первой же ночи перешли бы в разряд открытых и вполне себе официальных, перетащил бы за один присест ее вещи вместе с котом в свою квартиру, и баста.

Но нет же!

У нас же взрослый сын!

У нас же соседи-коллеги-приятели!

У нас же маленький город, в котором ни-ни, ни дай боже засветиться где-то на прогулке или в уютном ресторанчике!

У нас же только нейтрально-вежливые «доброеутромаксимвладимирович» и «досвиданьямаксимвладимирович» в приемной.

У нас же только тайные, грязные многочасовые или двадцатиминутные потрахушки без перерывов на сон и еду в моей небольшой корпоративной квартире, куда она приезжает раздельно от меня, каждый раз закутываясь в шарфы и капюшоны так, что ни одна камера не позволит расшифровать ее образ, и уезжает, как только принимает душ, даже не поцеловав толком на прощание. Срывается, как будто ее черти гонят.

И нет никакой возможности привязать ее к стулу и заставить выслушать меня до конца. Я НЕ собираюсь отсюда, из этого маленького городка, кстати, моего родного, никуда сваливать. Я НЕ собираюсь бросать ее. Я НЕ предам ее доверие. Я НИКОГДА НЕ брошу своего ребенка. Я этого нашего с ней ребенка хочу так, что аж зубы сводит. И ее хочу. Рядом. Вместе. Везде. Всегда. Любить ее. Хотеть ее. Говорить с ней. Молчать с ней. Ругаться с ней. Мириться с ней. Спорить. Целовать округлившийся живот. Кормить среди ночи селедкой с шоколадным соусом. Падать в обморок от ее криков в родильном отделении. Наблюдать, как она кормит грудью, как гладит распашонки, а потом школьную форму – даст бог не одну. Хвалить ее борщи и вместе с ней рыдать над умершим котом. Жить с ней хочу. Состариться рядом. В горе и радости. Пока нас не разлучит…

– Сэра, такси? Недорога, сэра! – кинулся мне наперерез невысокий мужичок характерной для индусов или пакистанцев наружности с логотипом Uber на жилете.

– Да, пожалуй, что такси, – переключился с невеселых мыслей на насущные проблемы я. Служебную машину вызывать не захотел, хотя так было бы значительно удобнее. Но в преддверии Рождества все и так были слишком замотаны предпраздничными хлопотами. А таксисту в это время самое то – дополнительно коэффициент может накрутить за пробки, за неработающие светофоры – рождественский тариф, одним словом.