Невозвращенец [сборник]

Закончив семь классов, Рита уехала из родного города, где, как ей казалось, все на нее смотрели из-за брата косо. В Минске Рита поступила учиться в ФЗУ, потом на ткацкую фабрику, где работала до пенсии. Вышла замуж, сменила, понятно, фамилию, родила дочь.

Рядовой работнице, ей никаких анкет никогда заполнять не приходилось: в партию она не вступала, за границу не ездила, на ответственные посты не выдвигалась. А в тех одной-двух, что все-таки миновать не удалось, указывала, что брат ее пропал без вести во время войны. Что, в общем, если не вдаваться в подробности, соответствовало истине. Тем более что она действительно ничего не знала о его судьбе.

До 16 мая нынешнего года, то есть почти сорок лет!

…В тот день, проводив, как обычно, внука в школу, Маргарита Андреевна тоже, как обычно, пошла в магазин: известно, что молоко, а если повезет, то и кефир привозят к открытию, а через час уже ничего и нет. Ей повезло, она все купила и довольная возвращалась неторопливо домой.

Когда Маргарита Андреевна еще только выходила из дома, то краем глаза приметила, что на лавочке у подъезда сидит пожилой человек в белом плаще и клетчатой шляпе. На коленях большой целлофановый пакет с яркими иностранными буквами. Когда же шла обратно, опять увидела того мужчину, который теперь уже не сидел, а прохаживался по тротуару, покуривая сигарету.

– Здравствуй, Рита! – окликнул он, когда они поравнялись.

Маргарита Андреевна остановилась, вгляделась в лицо и – не признала за знакомого.

– Простите, – ответила стеснительно, – не вспомню что-то…

Незнакомец снял шляпу и очки – не темные, обычные.

– Присмотрись получше…

Маргарита Андреевна присмотрелась и охнула, выпустив из рук сетку с молочными пакетами. Не веря глазам, выдохнула жалобным, почему-то чужим голосом:

– Миша?!

Припала к груди брата, забилась в глухих рыданьях. Потом оторвалась, снова вгляделась в полузабытое лицо, узнавая знакомые до боли черты.

– Где ж был ты, Миша? Сорок, почитай, лет прошло.

– Все расскажу, успокойся только.

– Да что ж мы стоим-то здесь, посреди двора? – спохватилась женщина. – Пойдем в дом.

– Кто-нибудь там есть?

– Боря дома, муж. Бюллетенит. Да он не заразный, простуда просто. Ну а я уже год на пенсии как.

– Тогда не стоит, – покачал головой брат.

– Ну почему? Пойдем, познакомлю…

– Лучше в следующий раз… А по первому нам с тобой вдвоем лучше поговорить…

Поникла Маргарита Андреевна, словно холодной водой ее окатило. Вспомнила сразу, из какого времени возвратился нежданно-негаданно брат и кем он в том времени был. Согласилась уже спокойно:

– Ты прав. Тогда пойдем прогуляемся – тут скверик есть неподалеку.

Проходным двором они вышли на параллельную улицу и вскоре очутились в небольшом, но уютном скверике, не обезображенном ни девушкой с веслом, ни многопудовой вертушкой из стальных труб, какими в последние годы облагодетельствовали ребятишек тресты по озеленению. Отыскали свободную скамейку, присели.

– Да как же ты меня нашел, Миша? Я ведь давно Коновалова…

Брат вынул из кармана пиджака бумажник, а из него журнальную вырезку, развернул, показал.

– Узнаешь?

Она узнала, конечно.

– Так это из «Советской женщины». Года два назад к нам на фабрику корреспондент приезжал, со многими разговаривал, со мной тоже, ну и сфотографировал. Неужели узнал на снимке?

– Представь себе, узнал! Ты же вылитая мать стала. К тому же в очерке сказано было, что родилась в Барановичах. Это меня окончательно убедило…

Маргарита Андреевна еще раз взглянула на вырезку, задумалась, потом спросила:

– А почему у тебя страница на немецком языке?

Михаил засмеялся безмятежно:

– Так этот журнал выходит чуть не на пятнадцати языках, мне попался на немецком…

Она покачала головой:

– Не нужно, Миша… Я ведь уже не та девчонка… Ты что, на Западе теперь живешь? Вот и пакет у тебя заграничный, и одет вроде просто, а все не по-нашему…

Михаил не стал отрицать очевидного:

– Да, на Западе. Вот приехал в командировку.

– А я думала, что получил свое, искупил, отработал… А ты, значит, бежал тогда…

Лицо Ружевича искривила гримаса.

– Искупил бы… С веревкой на шее. Ну ладно об этом. Скажи лучше, что с родителями стало после войны?

– Я уехала от них после семилетки. Не могла по улицам ходить спокойно, все казалось, подойдет кто-нибудь, скажет что… Или сама подумаю: может, у этого старика сына мой братец расстрелял? Так и родители наши думали.

– Их преследовали?

– Обошлось, слава богу. Только им от того не легче было. Потому и померли раньше срока. Считай, и это на твоей совести…

Ружевич сидел, низко наклонив голову, так, что глаз не было видно. Сжимал в руке сигарету, которую забыл прикурить. Спросил глухо:

– Где их похоронили?

– В Барановичах, где ж еще…

– Могила цела?

– Конечно. Езжу каждый год, содержу в порядке.

Ружевич словно очнулся. Поставил на лавочку пухлый пакет:

– Я тут привез тебе подарки.

С горечью усмехнулась женщина:

– И что я мужу, дочке с зятем, внуку Костику скажу? Откуда такие обновки заграничные? Брат-преступник привез?