Невозвратные дали. Дневники путешествий

Я прерву здесь свой дневник, чтобы уступить место пушкинской хронике, дающей живого Петра в живой Голландии. Работая в архивах, А. С. Пушкин год за годом просматривал его историю, делал выписки из документов того времени.

«…Государь спешил[331] в Голландию. Он отправил вперед известительную грамоту к Штатам, а сам, оставя посольство, с семью из своих дворян отправился по почте в Амстердам и прибыл туда 14 дней прежде посольства.

Приехав, нарядился он со своею свитою в матросское платье и отправился в Саардам на ботике; не доезжая, увидел он в лодке рыбака, некогда бывшего корабельным плотником в Воронеже; Петр назвал его по имени и объявил, что намерен остановиться в его доме. Петр вышел на берег с веревкою в руках. Он не обратил на себя внимания. На другой день оделся в рыбачье платье, в красную байковую куртку и холстинные шаровары и смешался с прочими работниками. Рыбак, по приказанию Петра, никому не объявил о его настоящем имени, Петр знал уже по-голландски, так что никто не замечал или не хотел дать вид, будто бы его замечает. Петр упражнялся с утра до ночи в строении корабельном. Он купил буер и сделал на нем мачту (что было его изобретением?), разъезжал из Амстердама в Саардам и обратно, правя сам рулем, между тем как дворяне его исправляли должность матросскую. Иногда ходил закупать припасы на обед, и в отсутствие хозяйки сам готовил кушанье. Он сделал себе кровать своими руками и записался в цех плотников под именем Петра Михайлова. Корабельные мастера звали его Piter Bas, и сие название, напоминавшее ему деятельную, веселую и странную его молодость, сохранил он во всю жизнь.

Петр жил в Саардаме полтора месяца; после переехал он в Амстердам и, наняв близ Адмиралтейства домик, жил в нем под именем корабельного мастера. Тут заложил он собственными руками 60-пушечный корабль и ежедневно ходил на работу с топором за поясом.

Петр потом ездил в Амстердам, где осмотрел кунсткамеру, математические инструменты и минц-кабинеты, звериные и птичьи дворы (menageries), церкви, между коими очень полюбилась ему квакерская; в синагоге видел обрезание младенца; посетил он и зазорные дома (бордели) с их садами; видел 20 сиротских домов, дом сумасшедших; собрание ученых; слушал их диспуты; в главном трактире обедал со своим посольством (за столом сидело 32 человека и за стол заплачено 207 ефимков). Наконец, амстердамские чины дали морское примерное сражение. После того Государь был в Роттердаме, где заметил он статую Эразма, в Лейдене и Дельфте и возвратился в Гаагу, где снова принялся за корабельное строение, посещая меж тем фабрики, на коих делались якоря, канаты, etc, везде принимаясь сам за работу. На бумажной фабрике, осмотрев и исследовав раствор, он сам вычерпнул лист бумаги, который все мастера нашли удивительно тонким и чистым. Государь обучался анатомии, хирургии, инженерству, географии, физике, etc.

В Амстердаме Государь часто беседовал с бургомистром Витсеном, который и посвятил ему изданную им географическую карту северо-восточной Татарии. Витсен однажды просил амстердамским жидам позволения селиться в России и заводить там свою торговлю. „Друг мой Витсен, — отвечал государь, — ты знаешь своих жидов, а я своих русских; твои не уживутся с моими; русский обманет всякого жида“.

В Саардаме Государь полюбил матроса по имени Мус (Mousse?) и, взяв его в Россию, определил шкипером на одном военном корабле. Под его „ведовством“ Петр прошел все степени морской нижней службы, начиная с должности каютного хлопца».

Все это похоже на миф — сказку, сказочное превращение: царя, переодевающегося в обыкновенного плотника. И здесь было не просто переодевание, а страстное желание изучить корабельное дело, которым славился Заандам.

Да, это был не миф, не выдумка. Фантастическая по энергии фигура Петра привлекла Пушкина.

И вот мы в Заандаме. Город больших домов, людных улиц. В тихом малоприметном переулке. Машина останавливается у здания, больше напоминающего архитектурой начало нашего века. Табличка у двери: «Здесь останавливался русский царь Петр Великий» и даты. Странно. Здесь?

Входим, и недоумение рассеивается: то здание, куда мы вошли, — всего лишь современный футляр, призванный оберегать разрушающуюся музейную редкость: домик — небольшой деревянный, покосившийся — выдержал несколько голландских наводнений до того, как была построена защитная дамба.

Две комнаты. В одной из них спальня с деревянным альковом. Как он помещался при своем огромном росте в этой тесной нише? Непривычного вида треугольный стул. Ноги просовываются в отверстия, которые в обычном стуле служат спинкой, и человек сидит, опираясь на спинку стула грудью. Выразительный в полстены портрет сидящего Петра — лучший из тех, что я когда-либо видела.