Читаем Невозвратные дали. Дневники путешествий полностью

Но не менее интересна история футляра, в который дом заключен, как в каменно-стеклянную шкатулку. Домик был куплен королем Нидерландов Вильгельмом Первым в 1818 году и тогда же подарен им своей невестке Великой княгине Анне Павловне. Двумя годами раньше она вышла замуж за его сына, впоследствии ставшего королем Нидерландов — Вильгельмом Вторым.

А последний наш царь, Николай II, передал голландскому правительству деньги и просьбу построить над начавшим ветшать домиком Петра прочный дом-шатер, спасая его от непогоды — и, думаю я, собирался посетить это место, как и его предшественники Александр I и Александр II, но не успел — революция и зверское убийство царской семьи…

Последнее посещение Голландии Петром — июнь 1717 года…

«2-го февраля царица приехала в Амстердам, — читаем у Пушкина. — Он (Петр) посещал охотно живописцев, на аукционах накупил множество картин фламандской школы, коими впоследствии украсил покой своей супруги в Монплезире.

Петр купил за 30 000 гульденов анатомический и натуральный кабинет Рюйша.

Он вывез также модели корабельные и проч. Заключил также договор с типографщиком Даниилом Леейвеном о напечатании Ветхого и Нового завета на голландском языке, на половине листа, дабы припечатать потом и славянский текст, что и исполнено в 1721 году.

22-го (июня) Петр прибыл в Амстердам.

24-го с царицей ездил к ост-индскому флоту, за пять миль от Амстердама, и 28-го воротились.

…Тогда куплены им часы с курантами и отправлены в Москву.

22-го августа Петр с Екатериной отправился из Амстердама…

И более он туда не возвращался».


Не явился ли Амстердам — прообразом Петербурга, выросшего на берегах Невы? Петербург пророс из Амстердама, его каналов — сказочный плод соотношений Петра с Голландией? Вот о чем мы думали, покидая это удивительное место.


…Упомянула, но не написала об амстердамском зоопарке. По нему меня тоже возили в кресле на колесиках (мне-то было легко и быстро, каково было тем, кто меня возил?). Что всего больше осталось в памяти? В лупу увеличенный тигр, не «тигровый» (как и коты) — темно-коричневый с черным, а рыжий с белыми полосами. Неуемно ходивший по клетке, молчаливо, яростно, величаво; и необыкновенной высоты, поднятые выше высокого дерева, жирафы, но не рыжие, а шоколадные с белым. Мощнейшие! Леопард — небольшой, маленькая черная пантера. И видели совсем жалких, темно-серых с коричневым, волков — без движения, видимо, спавших. Парк — огромный. Звери, не могущие взбежать и взлететь, — «на свободе», сиречь — без крыш: белые медведи — два плавали на спине, наперегонки, услаждаясь холодом. Третий — с помоста на них глядя, лежал в той же позе, не двигаясь, опустив передние лапы, философски созерцая их, нас. Но тема сия — не голландская — всесветная. У тех зверей, кого я уже успела забыть, прошу о прощении по старости.

После зоопарка мы были гостями Тооз Аакен и ее мужа Антона. Тооз тоже переводчица[332], переводившая для голландского сборника, но с немецкого, тексты Марины.

Тооз — за тридцать. Одухотворенность. В облике соединение романтичности и жизнерадостности. Поистине с русским хлебосольством она и Антон (имя голландское, и в русский, видимо, пришло отсюда) принимали нас в своем доме.

Дом — необыкновенный. 200 лет тому назад — пакгауз, куда пришвартовывались торговые суда, везшие из колоний товары. Потом пакгаузом перестали пользоваться. Городские власти хотели его снести и на том месте построить новое здание. Жители города этого сделать не дали — потребовали переконструировать под квартиры.

У Тооз, Антона и их семилетней дочери — четыре комнаты. В одной из них кабинет Тооз — она работает дома с помощью такого же прибора — компьютера, какой мы увидели в Эймкхаузене у Хони. В этой современно спланированной квартире — деревянные балки, идущие через весь потолок от стены до стены, растрескавшиеся от времени, горчичного цвета, старинные подоконники — все это тот материал, из которого было построено здание пакгауза. Этим в современной квартире воссоздан дух старой Голландии.

Удивительно приятным был вечер в кругу этой милой голландской семьи. После Антон, инженер по специальности, отвез нас на своей «русской» машине — обошлась ему дешевле, чем любая другая новая машина, и он ею доволен — отвез нас в квартиру Татьян, откуда нам предстояло на следующий день отправиться в Утрехт.


10 июля

После моего выступления на Книжной ярмарке среди тех, кто ко мне подходил, была русская женщина, тут в Голландии живущая уже 10 лет. Она предложила приехать к ней в Утрехт — дом с садом — побыть сколько сможем. Зовут ее Галина Левитина[333] — и вот уже второй день я отдыхаю с ней от скачки по языкам. Сплю в маленькой уютной комнатке, очень удобной. Мне уже в Утрехте снились под утро сны.

Перейти на страницу:

Все книги серии Письма и дневники

Чрез лихолетие эпохи… Письма 1922–1936 годов
Чрез лихолетие эпохи… Письма 1922–1936 годов

Письма Марины Цветаевой и Бориса Пастернака – это настоящий роман о творчестве и любви двух современников, равных по силе таланта и поэтического голоса. Они познакомились в послереволюционной Москве, но по-настоящему открыли друг друга лишь в 1922 году, когда Цветаева была уже в эмиграции, и письма на протяжении многих лет заменяли им живое общение. Десятки их стихотворений и поэм появились во многом благодаря этому удивительному разговору, который помогал каждому из них преодолевать «лихолетие эпохи».Собранные вместе, письма напоминают музыкальное произведение, мелодия и тональность которого меняется в зависимости от переживаний его исполнителей. Это песня на два голоса. Услышав ее однажды, уже невозможно забыть, как невозможно вновь и вновь не возвращаться к ней, в мир ее мыслей, эмоций и свидетельств о своем времени.

Борис Леонидович Пастернак , Е. Б. Коркина , Ирина Даниэлевна Шевеленко , Ирина Шевеленко , Марина Ивановна Цветаева

Биографии и Мемуары / Эпистолярная проза / Прочая документальная литература / Документальное
Цвет винограда. Юлия Оболенская и Константин Кандауров
Цвет винограда. Юлия Оболенская и Константин Кандауров

Книга восстанавливает в картине «серебряного века» еще одну историю человеческих чувств, движимую высоким отношением к искусству. Она началась в Крыму, в доме Волошина, где в 1913 году молодая петербургская художница Юлия Оболенская познакомилась с другом поэта и куратором московских выставок Константином Кандауровым. Соединив «души и кисти», они поддерживали и вдохновляли друг друга в творчестве, храня свою любовь, которая спасала их в труднейшее лихолетье эпохи. Об этом они мечтали написать книгу. Замысел художников воплотила историк и культуролог Лариса Алексеева. Ее увлекательный рассказ – опыт личного переживания событий тех лет, сопряженный с архивным поиском, чтением и сопоставлением писем, документов, изображений. На страницах книги читатель встретится с М. Волошиным, К. Богаевским, А. Толстым, В. Ходасевичем, М. Цветаевой, О. Мандельштамом, художниками петербургской школы Е. Н. Званцевой и другими культурными героями первой трети ХХ века.

Лариса Константиновна Алексеева

Документальная литература
Записки парижанина. Дневники, письма, литературные опыты 1941–1944 годов
Записки парижанина. Дневники, письма, литературные опыты 1941–1944 годов

«Пишите, пишите больше! Закрепляйте каждое мгновение… – всё это будет телом вашей оставленной в огромном мире бедной, бедной души», – писала совсем юная Марина Цветаева. И словно исполняя этот завет, ее сын Георгий Эфрон писал дневники, письма, составлял антологию любимых произведений. А еще пробовал свои силы в различных литературных жанрах: стихах, прозе, стилизациях, сказке. В настоящей книге эти опыты публикуются впервые.Дневники его являются продолжением опубликованных в издании «Неизвестность будущего», которые охватывали последний год жизни Марины Цветаевой. Теперь юноше предстоит одинокий путь и одинокая борьба за жизнь. Попав в эвакуацию в Ташкент, он возобновляет учебу в школе, налаживает эпистолярную связь с сестрой Ариадной, находящейся в лагере, завязывает новые знакомства. Всеми силами он стремится в Москву и осенью 1943 г. добирается до нее, поступает учиться в Литературный институт, но в середине первого курса его призывают в армию. И об этом последнем военном отрезке короткой жизни Георгия Эфрона мы узнаем из его писем к тетке, Е.Я. Эфрон.

Георгий Сергеевич Эфрон

Документальная литература / Биографии и Мемуары / Документальное
Невозвратные дали. Дневники путешествий
Невозвратные дали. Дневники путешествий

Среди многогранного литературного наследия Анастасии Ивановны Цветаевой (1894–1993) из ее автобиографической прозы выделяются дневниковые очерки путешествий по Крыму, Эстонии, Голландии… Она писала их в последние годы жизни.В этих очерках Цветаева обращает пристальное внимание на встреченных ею людей, окружающую обстановку, интерьер или пейзаж. В ее памяти возникают стихи сестры Марины Цветаевой, Осипа Мандельштама, вспоминаются лица, события и даты глубокого прошлого, уводящие в раннее детство, юность, молодость. Она обладала удивительным даром все происходящее с ней, любые впечатления «фотографировать» пером, оттого повествование ее яркое, самобытное, живое.В формате PDF A4 сохранён издательский дизайн.

Анастасия Ивановна Цветаева

Биографии и Мемуары / География, путевые заметки / Документальное

Похожие книги

100 великих героев
100 великих героев

Книга военного историка и писателя А.В. Шишова посвящена великим героям разных стран и эпох. Хронологические рамки этой популярной энциклопедии — от государств Древнего Востока и античности до начала XX века. (Героям ушедшего столетия можно посвятить отдельный том, и даже не один.) Слово "герой" пришло в наше миропонимание из Древней Греции. Первоначально эллины называли героями легендарных вождей, обитавших на вершине горы Олимп. Позднее этим словом стали называть прославленных в битвах, походах и войнах военачальников и рядовых воинов. Безусловно, всех героев роднит беспримерная доблесть, великая самоотверженность во имя высокой цели, исключительная смелость. Только это позволяет под символом "героизма" поставить воедино Илью Муромца и Александра Македонского, Аттилу и Милоша Обилича, Александра Невского и Жана Ланна, Лакшми-Баи и Христиана Девета, Яна Жижку и Спартака…

Алексей Васильевич Шишов

Биографии и Мемуары / История / Образование и наука
Адмирал Советского флота
Адмирал Советского флота

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.После окончания войны судьба Н.Г. Кузнецова складывалась непросто – резкий и принципиальный характер адмирала приводил к конфликтам с высшим руководством страны. В 1947 г. он даже был снят с должности и понижен в звании, но затем восстановлен приказом И.В. Сталина. Однако уже во времена правления Н. Хрущева несгибаемый адмирал был уволен в отставку с унизительной формулировкой «без права работать во флоте».В своей книге Н.Г. Кузнецов показывает события Великой Отечественной войны от первого ее дня до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары