Невозвратный билет

Как я теперь понимаю, именно дядя Миша убедил мою маму, что тетя Наташа нам не нужна. Он жарил для меня сырники на ужин. Я впервые в жизни видела мужчину, который готовит. А еще дядя Миша умел шить! Я ужинала, а он пришивал воротничок к школьному платью или зашивал дырку на колготках. Мама же считала, что я должна ходить с дырой на попе, пока не научусь зашивать сама. Я училась, старалась. Но проблема была в том, что я, как и многие из моего поколения, переученная левша. Писала правой рукой, но шить могла только левой. И не знала, можно ли так делать, а спросить было не у кого. В школе, на уроках труда я не могла сшить даже простейшую игольницу, потому что мне было неудобно шить правой, а левой учительница не разрешала. Я бы с легкостью зашила дыру левой рукой, но не знала, как к этому отнесется мама.

Дядя Миша стал для меня и нянькой, и поваром. И он действительно ко мне очень хорошо относился.

Так уж случилось, что в тот момент, когда мама сообщала дяде Мише, что их совместная жизнь закончена и он может убираться хоть сейчас, я была дома. И слышала каждое слово. Мама кричала, дядя Миша молчал. Я решила его защитить.

– Мам, не надо, – ворвалась я на кухню. – Не прогоняй дядю Мишу, пожалуйста. Он очень хороший.

Да, у меня никто никогда не спрашивал, кого я больше люблю – маму или папу. Извечный вопрос, который вводит детей в ступор. Не знаю, что было в голове моей родительницы, когда она поставила меня перед выбором.

– Тебе нравится дядя Миша? – рявкнула мать. – Ты любишь его больше, чем родную мать?

Опять же, не знаю, что на меня нашло, но я вдруг ответила:

– Да.

– Тогда и живи с ним, раз у тебя такая плохая мать.

Конечно, я ни за что бы не призналась маме, что часто об этом думала. Как было бы хорошо, если бы мы с дядей Мишей жили отдельно, а мама отдельно. Как было бы спокойно. Мама была столь же непредсказуемой, неспособной жить без скандалов, сколь спокойным и уравновешенным был дядя Миша.

Сейчас я думаю, что маме просто стало скучно жить с таким мужчиной. Он ее любил, но тихой любовью. Заботился о ребенке, но делал это, не считая, что совершает подвиг. А маме требовались подвиги, яркие эмоции, адреналин. Она умела с наслаждением ругаться и с наслаждением мириться. Дядя Миша мог бы стать идеальным отчимом для меня, но маме не хватало брутальности, зашкаливающих эмоций, слез и признаний, чего она ждала от потенциального супруга.

– Ну что? Ты готов ее забрать? – спросила с вызовом мама у дяди Миши. – Пожалуйста, я не возражаю!

Дядя Миша молчал.

– Кишка тонка? Ты же вроде мне рассказывал, как будет страдать Анечка, как ты к ней привязался всем сердцем. – Мама уже откровенно издевалась. Я смотрела на дядю Мишу, ожидая, что он сейчас ответит: «Да, я ее заберу».

– Анют, прости, я не могу, – выдавил из себя дядя Миша. – Ты же мне не родная дочь, понимаешь?

Я не понимала. Честно. Внутри все рухнуло.

– Что и требовалось доказать, – расхохоталась мама. – Запомни, заруби себе на носу, ты никому не нужна, – сказала она мне. – А если хоть на минуту в это поверишь, значит, ты полная дура.

Я ушла в свою комнату. Села делать уроки. Плакать не могла. Думать тоже. Просто сидела, уставившись в учебник.

Дядя Миша исчез и больше никогда не появлялся, хотя я ждала. Звонка, записки, письма, открытки с поздравлением на день рождения. Ждала больше года, это я точно помню, все еще не веря, что так просто можно было от меня отказаться.

И да, мама оказалась права. Я получила очень важный жизненный урок и уже не верила следующим отчимам. Даже когда они пытались завоевать мою симпатию, я знала, что все закончится как в прошлый раз – отчим исчезнет, а я останусь с матерью.

Мама после случая с дядей Мишей тоже от меня отдалилась. Не то чтобы мы были особенно близки. Но иногда она бывала и нежной, и взволнованной. Но после того вечера – никогда. Будто так и не смогла простить предательство, когда я выбрала не ее, а чужого мужчину. Когда, по сути, отказалась от нее. Я много раз плакала, просила прощения, но мама так и осталась с этой обидой. Она не простила. И часто припоминала, что я могу с легкостью отказаться от собственной матери. Так я стала не нужна никому. Не думаю, что это нанесло какую-то непоправимую травму. Наоборот, я вела себя смелее и наглее. Раз уж никому не нужна, могу делать так, как нужно мне. И просто однажды не открыла дверь тете Наташе. Мама потом ругалась, требовала, чтобы я извинилась, но мне было все равно. Тетя Наташа, к счастью, отказалась со мной сидеть, и все получилось так, как я и хотела – я осталась одна. Маме не было дела ни до моего хора, ни до продленки. Удивительно, но я почти не болела в то время. Видимо, очень хотела жить. Понимала, что мама не станет меня лечить.