Степану, как оказалось, я тоже была не особо нужна. У меня теплилась надежда, что муж станет по-настоящему близким человеком, родным. Что я смогу с ним делиться и горем, и радостью. Смогу однажды рассказать о маме, о своем детстве – выговориться наконец. Но Степан как не вторгался в мою жизнь с самого начала, так и осталось спустя много лет брака. Он бы скорее заметил отсутствие нужной книги, чем мое. Устраивало ли это меня? Не знаю. И да, и нет. Так сложилось. Менять что-то мне не хотелось. Точнее, я боялась. Не расставания с мужем, а того, что предшествовало бы этому – разговоры, слезы, объяснения. Любые скандалы, даже рабочие, выбивали меня из колеи. И я как могла избегала их, пусть в ущерб себе.
Реалии быстро менялись. Уже никого не удивлял бездетный брак. Или женщины, которые рожали «для себя» в достаточно зрелом возрасте. Или не для себя, а потому что так случилось. Ну и что, что в сорок два. Вон, Моника Беллуччи в сорок шесть родила! А когда молоденькая учительница английского Олеся Михайловна, двадцати трех лет от роду, объявила, что скоро уйдет в декретный отпуск, все несколько обалдели. Так рано рожать? Когда только начинается карьера, когда замуж вышла буквально год назад и живет у свекрови, что не предвещает счастливой семейной жизни…
Мне же коллеги советовали найти другого мужчину или воспользоваться банком доноров. Не сочувствовали, не жалели. Предлагали разумные решения. Если раньше в бездетности обвиняли женщину, то в последнее время виновными все чаще назначали мужчин. Наверное, это был и мой случай. По настоянию Насти я прошла полное обследование, которое показало, что я способна родить хоть пятерых. Врач предложил обследовать супруга. Я сказала Степану, что было бы желательно ему сдать необходимые анализы.
– Зачем? – спросил он.
– Чтобы назначить лечение и понимать, что делать дальше.
– Я хорошо себя чувствую.
Кажется, он так и не понял, о каком обследовании идет речь. Жизнь показала, что я была права – Степана все устраивало. Отцом он стать не стремился. Мы это не обсуждали, но я видела – мой супруг самодостаточен и совершенно не страдает от отсутствия детей.
Как-то он заметил, что даже счастлив, что у нас такой брак. Бездетный. Настя попросила посидеть вечером с детьми. Степан ушел в кабинет, едва они появились на пороге, и вышел лишь после того, как все ушли.
– Хорошо, что у нас нет детей, – сказал он. – Это невозможно выдержать. Почему они не умеют говорить тихо? Обязательно было с ними бегать по коридору?
– Мы играли. Дети. С ними нужно играть.
– Чем так отвратительно пахнет?
– Памперсом Кирюши. Ребенок покакал. Сейчас вынесу мусор.
– Почему полотенце в ванной валяется на полу?
– Потому что дети мыли руки и случайно уронили. Я повешу новое.
– Из-за этого… – Степан разумно решил не конкретизировать. – Из-за Настиных детей я не смог сегодня работать. Потерянный вечер.
Я не стала говорить, что мне жаль. Мне не было жаль. Я прекрасно провела время – насмеялась, набегалась и наелась блинчиков, которые мы дружно пекли. И ели сгущенку из банки, причем столовой ложкой. А когда я держала Кирюшу на руках, меняла ему памперс, кормила, то была счастлива тем самым абсолютным счастьем, которое может дать только материнство. Когда ничего больше и не нужно – лишь бы держать этого ребенка на руках, лишь бы он был сыт и весел.
– Теть Ань, мы совсем не нравимся дяде Степану? – спросила Маруся, которая понимала больше, чем должна была в своем возрасте. А то, что не понимала, чувствовала интуитивно. Она меня восхищала своей способностью доверять интуиции, чувствам, ощущениям. И не сомневаться в них. Ее было невозможно обмануть – Маруся чувствовала ложь сразу же.
– Мне кажется, ему вообще дети не нравятся, – честно призналась я Марусе, зная, что другого ответа, кроме правдивого, она не примет.
– Поэтому у вас нет детей?
– Не знаю, может, и поэтому.
Маруся задумчиво кивнула, сделав какие-то выводы.
Госуслуги опять прислали напоминание, что я должна поменять паспорт. Банк тоже требовал обновления данных. Все как сговорились. Школьный бухгалтер прислала ссылку на штраф, который мне грозит в случае несвоевременной смены документа. А организаторы конференции прислали угрожающе-вежливое письмо, в котором сообщалось, что меня могут зарегистрировать до такого-то числа и строго по паспорту. Коллега спрашивала, каким поездом поедем на конференцию – хорошо бы взять билеты коллективно, в один вагон. В подъезде все еще невыносимо пахло лилиями и стухшими розами – мой букет консьержка заботливо подрезала и убирала лишь совсем увядшие цветы.
– Давайте его уже выбросим, – каждое утро умоляла я. – Запах как на кладбище!
– Ой, ну что вы такое говорите! – возмущалась консьержка. – Рука не поднимается такую красоту выбросить!
Каждый день звонила Настя и сообщала, что я должна закрыть гештальт.
– Насть, у меня нет гештальтов, и я ничего не должна закрывать, – устало отвечала я.
Но не это все стало решающим. Вдруг отличился Степан.
– У меня для тебя подарок, – объявил он.