Невозвратный билет

– Нет, не представляю, – ответила я честно. Мне казалось, что мы с мамой и так живем отдельно. Да и самостоятельной я давно научилась быть.

Потом мы куда-то долго ехали. Помню только, что приходилось переезжать бесконечные трамвайные пути. Стемнело. Трамваи мигали и сигналили. Но мы ехали дальше. Туда, куда не доходили трамвайные пути, да и признаков городской жизни не обнаруживалось: ни автобусов, ни фонарей, ни многоэтажных домов. Раздолбанная дорога – водитель такси ругался и говорил, что, знал бы, ни за что не поехал в такую жопу. Про жопу я запомнила и более емкого и точного определения не могла бы подобрать.

– Какой здесь воздух! – театрально воскликнула мама, когда мы выгрузили вещи из такси.

– Свалкой, что ли, воняет? – заметил таксист. – Точно, свалкой.

Мы зашли в подъезд пятиэтажки. Мама подхватила мой чемодан и потащила по лестнице – лифта не было. Я вообще не понимала, что происходит.

Дверь открыла бабуля. Но не милая, а совсем не милая.

– Парней пусть не водит. Квитанции здесь, оплачивайте вовремя. А она не больная у вас? Почему молчит? Странная какая-то. Я бы не сдала, но у меня пенсия маленькая. И дед мой болеет. А лекарства, сами знаете, сколько стоят. Убирается пусть тут. Приеду через две недели. Если увижу срач, выгоню сразу же. Мебель не двигать, в тот шкаф ничего не вешать. Там мои вещи. Белье свое привезите. В ванной пусть не плескает на плитку, кто ее потом отмывать будет? Плесень пойдет еще. И чтобы никаких кошек-собак – не выветришь потом запах.

– Да, конечно, как скажете, не беспокойтесь, – отвечала моя мама.

– Я теперь здесь буду жить? – спросила я. Бабуля посмотрела на меня так, будто я подтвердила ее опасения – девочка слабоумная.

– Да, разве ты не рада? – воскликнула мама. – Если бы мне на шестнадцать лет подарили такую возможность!

– Я не рада. А если я не хочу тут жить?

– Она у вас точно нормальная? – уточнила хозяйка квартиры.

– Давай мы потом поговорим, хорошо? – Мама начала нервничать. – А сейчас поблагодарим Майю Александровну за то, что сдала нам эту прекрасную квартиру.

– Майя – красивое имя, – сказала я.

– Ладно, располагайтесь. Задаток прямо сейчас. И залог. За первый и последний месяцы, – буркнула хозяйка.

– Да, конечно. Вот. Пересчитайте. – Мама выложила на стол деньги, которые Майя Александровна сграбастала и, послюнявив палец, начала пересчитывать.

– Чем тут пахнет? – спросила я.

– А чем ты хотела? Розами? Вот, понюхай настоящую жизнь, – зло хмыкнула хозяйка.

– Ну спасибо вам еще раз, – залепетала ласково мама. – Нюсечка, располагайся.

– Если ключи потеряет, за свой счет замок будете ставить, – пригрозила на прощание Майя Александровна. – И потише. Дверью пусть не грохает. Выселю, если соседи пожалуются, и задаток не верну. Понятно?

– В ванной можно песни петь? – спросила я. У меня начиналась истерика. Я не могла понять, что происходит, почему мама привезла меня в эту квартиру. Пахло не свалкой, а старостью, затхлостью, смертью. И почему моя родительница так пытается умаслить хозяйку? Неужели другой квартиры для меня не нашлось? Только эта? На отшибе, на свалке, пропахшая нафталином и злобой.

– Нельзя, – рявкнула на меня мама.

– Вот это правильно, с ними только так и надо, – обрадовалась хозяйка. – А то нежничаешь с ними, а они потом проститутками становятся.

– Я не собираюсь становиться проституткой, я в пединститут поступать буду.

– Та же проститутка, только с виду приличная. – Майя Александровна задержалась на пороге. – Все вы одинаковые.

Мама вышла с Майей Александровной. Я лежала на кровати с продавленной сеткой и гадала, почему моя родительница со мной так поступила. За что? На кухне грохотал старый холодильник. Иногда он умолкал, но стоило мне задремать, начинал гудеть на всю квартиру. Дверца тумбочки еле держалась и с громким стуком падала на пол. Каждую ночь. Я пыталась прикрутить шурупы, но дешевое дээспэ давно прогнило. Пришлось заклеить тумбочку пластырем. От запахов начинала нестерпимо болеть голова.

Запах нафталина и запах старости – два разных запаха. Нафталин пахнет так, будто кто-то умер в шкафу много лет назад и успел разложиться. А старость пахнет надеждой, что кто-то придет, присмотрит, что ты не одинок и кому-то еще нужен. Запах нафталина не выветривается годами, хоть проветривай, хоть освежителями прыскай. Не поддается хлорке. Пока шкаф, в котором лежала таблетка, не разломаешь и не выкинешь, запах так и будет стоять в квартире. А запах старости тут же улетучивается, когда в доме появляются маленькие дети. Откуда я это знаю, если у меня нет своих детей?