Дармовым вещам Майя Александровна очень радовалась. Могла притащить кастрюлю и долго рассказывать, как нашла ее на помойке. Вот люди пошли! Зажрались. Кастрюли почти новые выбрасывают. Однажды торжественно открыла ключом старый шкаф, к которому мне даже приближаться было запрещено, и достала меховой полушубок.
– Вот, дарю! – Майя Александровна ждала, что я ахну от восторга.
– Спасибо, не надо.
– Сволочная молодежь пошла, – обиделась хозяйка, – носы воротят. Все вам не так и не эдак. Зажрались на всем готовом.
Она забрала полушубок и вернула его в шкаф.
– Его выбросить надо. От меха ничего не осталось уже. Моль проела, – заметила я.
– Неблагодарная ты дрянь, – сообщила мне Майя Александровна, – правильно тебя мать подальше отправила. Только жизнь тебя ничему не учит. Как была эгоисткой и хамкой, так и осталась. Наплачешься еще.
Вот в этом я нисколько не сомневалась. Наплачусь, это да, вне всяких сомнений. Ничего хорошего я от жизни не ждала. Ни на какие подарки судьбы не рассчитывала. Хотя что считать подарком судьбы? Пожар можно?
Он случился ночью у соседей сверху. Муж с женой то дрались, то орали, то бурно отмечали примирение. Понять, из-за чего случился пожар, так и не удалось, да никто особо и не пытался выяснить. И зажженная сигарета была, да и короткое замыкание в старом доме могло случиться. Дом давно был определен под снос, но, как часто случается, или руки не дошли, или новое начальство признало его пригодным для жилья.
Меня спасло то, что я спала на полу на матрасе. Форточка была открыта. Дверь, в которую были врезаны три замка, и Майя Александровна требовала, чтобы я запирала все, когда уходила, на ночь я закрывала только на один. Все вещи и документы так и держала неразобранными в сумке. Каждый день надеясь, что у мамы включится разум и она позовет меня домой. Так что мне оставалось быстро одеться, взять сумку, пнуть дверь, которая держалась на соплях, и выбежать на улицу. Спала я всегда чутко. Даже дымом надышаться не успела. Соседи сверху погибли при пожаре. Как и соседка-кошатница. Кошки спаслись. Кажется, они, как и я, были только рады вырваться из плена. Во всяком случае мы с кошками оказались во дворе первыми. Я хотела вызвать пожарных, но не смогла заставить себя добежать до телефонной будки. Стояла и смотрела, как поднимается дым и полыхает пламя. Мне вдруг стало хорошо. Я знала, что наконец вернусь домой.
Ночь я провела в здании местной школы, куда определили всех пострадавших при пожаре. Кто-то позвонил моей маме и велел ей меня забрать – я продиктовала номер домашнего телефона, фамилию, имя, отчество матери, предъявила паспорт. Какая-то женщина из милиции спрашивала, почему я живу здесь, если прописана в Москве, но в другом районе? И почему вообще живу в той квартире, если хозяйка не приходится мне родственницей? Я не отвечала, что списали на пережитый стресс. Я же предвкушала, как будет объясняться мама. Мне хотелось, чтобы хоть кто-то объяснил ей, что так быть не должно. Что я имею право жить в своей квартире, в своей комнате, а не в этом ужасном доме.
Всем было, конечно, наплевать. Но мама, видимо, испугавшись тех же вопросов, быстро забрала меня домой. Больше Майю Александровну я не видела. Мне нравилось вспоминать, как горит ее квартира, тот шкаф с проеденным молью полушубком, все квитанции, которые она требовала аккуратно собирать, скалывать скрепкой. Все ее кастрюли и сковородки, подобранные по помойкам. И, конечно, та кровать, на которой больше никто не сможет спать. Наверное, я не должна была так думать, но вопросы морали отпали, когда я вдруг осознала, что я и сама могла сгореть. Или умереть другой смертью, каждый день пробегая мимо свалки, компаний бомжей и местных бандитов. Меня могли зарезать, чтобы снять пальто или сапоги, изнасиловать ради забавы. Я носила в кармане перочинный нож, всегда открытый. Сжимала его рукой. Я могла сама кого-нибудь зарезать, давая отпор, и сесть в тюрьму. Так что тот пожар стал для меня спасением. Не знаю, кто уберег – судьба, ангел-хранитель, провидение. Но точно не мать, которая должна была меня защищать, как любой родитель своего ребенка.
Не знаю, куда делся мужчина, из-за которого мама меня переселила. Будто и не было его. Я зашла в свою комнату, легла на свою кровать и впервые за все время мгновенно уснула. Спокойно, без кошмарных снов.
Позже, когда я жила в общаге, где меня приютила подруга, у знакомых, которые в обмен на крышу над головой просили поливать цветы или выгуливать собаку или кормить кошку, все всегда спрашивали, откуда я приехала. «Ниоткуда. Я – москвичка. Вот прописка», – я показывала паспорт. Все удивлялись, но не требовали объяснений. Всякое бывает в жизни.
– Я нашла твое свидетельство о рождении!
Мама позвонила рано утром. Я надеялась поспать еще полчаса – до часу ночи проверяла сочинения девятиклассников.
– Хорошо, спасибо, – ответила я.
– Когда приедешь? Тебе же оно срочно нужно? – уточнила мама.
– Постараюсь завтра во второй половине дня. Если не будет педсовета, то к четырем. Если будет, то к шести.
– А поточнее?