Невозвратный билет

Кажется, мы скупили тогда половину аптеки. Провизор смотрела на нас с нескрываемым ужасом. Мы же закупались впрок – болеутоляющими, пластырями, жаропонижающим, прокладками… До сих пор удивляюсь, почему эта женщина, увидев измученных, явно нездоровых детей, не вызвала полицию. Потом мы отправились в кафе-мороженое, в магазин сладостей и игрушек. Все выданные деньги потратили на Верусю. Она то смеялась, то плакала и снова смеялась. Это были самые счастливые траты. Тот самый день, ради которого мы все работали и терпели Ларису Витальевну. Тот день, который я никогда не забуду. И абсолютное детское счастье, которого не было у нас, но мы смогли подарить его Верусе.

Верусю мы мазали и бинтовали каждый день. Но опухоль не спадала. Она все еще ходила, немного хромая. Никто не спрашивал, почему девочка хромает, а Ларисе Витальевне это было только на руку. Веруся еще петь не начинала, а организаторы-спонсоры готовы были вручить грант на развитие экологического движения. Впрочем, Лариса Витальевна заметила это не сразу, кажется, после третьего выступления Веруси. Когда та так пронзительно пела «Тихую ночь», все рыдали. Идея принадлежала Елене – мы ездили зимой, накануне католического Рождества, и она учила с нами колядки. Елена оказалась талантливым концертмейстером, раскладывала на голоса самые популярные песни. Мы были только рады – от стихов и заученных текстов уже сводило скулы. Мы пели вполне достойно. Но Веруся… У нее оказался удивительный музыкальный слух, чистый голосок, как колокольчик. А боль в ноге придавала пению совсем другую интерпретацию. Веруся солировала так, что все начинали хлюпать носами и плакать.

– Ее надо к врачу, – сказала Маринка. Всегда равнодушная, сама по себе, Маринка заботилась о Верусе, как о младшей сестре. Ради нее она даже по барам перестала ходить – сидела с ней каждый вечер, дожидаясь, пока девочка уснет. Веруся, как оказалось, боялась темноты. Лариса Витальевна заходила по вечерам в комнату, где мы собирались. Нет, не узнать, почему не спим, и не поблагодарить за концерт. Сообщить, по какому сценарию «отрабатываем» завтра.

Веруся тихонько плакала, когда мы ей бинтовали ногу.

– К какому врачу? У нас завтра утром переезд. Чтобы в восемь стояли у автобуса! – рявкнула Лариса Витальевна.

– На хромой сиротке больше зарабатываете? – хмыкнула Маринка. – Ну еще нам руки-ноги переломайте, пусть калеки выступают, тогда вообще в шоколаде будете.

– Ты представляешь, сколько здесь стоит больница? – заорала Лариса Витальевна. – Что, все отменять? Ты хоть понимаешь, чего мне это будет стоить?

– Да насрать, – как всегда емко и четко выразилась Маринка, и мы были с ней согласны.

Верусю отвезли в больницу и сделали рентген. Оказалось, все это время она ходила со сломанным пальцем.

– Я смогу выступать, я вас не подведу, – твердила Веруся, – только не отправляйте меня домой.

Верусю закатали в гипс и прописали покой, за чем следила Маринка. Она перебралась в комнату к девочке, не спрашивая разрешения Ларисы Витальевны.

– Твари, вы просто неблагодарные твари, – вопила Лариса Витальевна.

– Ага, мы такие, – отвечала Маринка.

– Почему ты о ней заботишься? – спросила я Маринку.

– Не хочу, чтобы ей было больно, так, как мне. Пусть хоть она не чувствует себя одинокой. Мне пофиг вся эта жизнь, пусть у нее все будет. Это сучье будущее, с детьми, мужем, семьей и любовью на всю жизнь. Пусть она почувствует себя принцессой. За меня, за всех нас, – ответила тихо Маринка.

– Она не почувствует, – заметила Катя, – мы тут все проклятые уродцы из цирка. Разве вы не видите? Нам нужно сдохнуть, чтобы мы никому не мешали жить. Мы никому не нужные ошибки, о которых хочется забыть. Сборище искалеченных людей…

После того, как все закончилось, мы никогда больше не встречались, ни разу. Даже когда появились социальные сети. Мы друг друга не искали, чтобы не вспоминать прошлое. Чтобы отрубить эти воспоминания. Я не знаю, как сложилась жизнь Кати, Веруси, Маринки и всех остальных. Хотела ли узнать? Нет, никогда.

Но я так и не рассказала Насте, что одинокой чувствовала себя не в этих поездках, а в тот вечер, когда наша группа вернулась в Москву. Я тогда решила, что больше никуда не поеду с Ларисой Витальевной. Ни за что. Порву загранпаспорт, и пусть мать хоть оборется. Решение пришло сразу. Я не сомневалась, что оно правильное. В аэропорту обняла Катю, Маринку, Верусю. Ничего не сказала, но мы давно научились понимать друг друга без слов.