Верусю домой повезла Лариса Витальевна. За Маринкой приехал отец, за Катей – мать. Остальных детей тоже встречали. Лариса Витальевна никогда не задерживалась, не следила, чтобы все дети были сданы на руки родителям. Уезжала первой. Я осталась одна. Из ворот выходили пассажиры других рейсов, менялись встречающие, только я стояла, застыв на месте. Сколько простояла? Точно помнила даже сейчас. Три часа семнадцать минут. Отойти позвонить из телефона-автомата боялась. Вдруг мы с мамой разминемся? Мобильных телефонов тогда не существовало. Вот в тот момент я и поняла, что больше никогда не смогу быть близка с матерью. Что я одна. Абсолютно. Нет ни сестер, ни братьев, ни других родственников. Ни бабушек, ни дедушек. Никого, кому можно было бы позвонить, приехать переночевать. Никого, кого можно было бы назвать родней, пусть самой дальней.
Некоторые взрослеют постепенно. Я же повзрослела резко, за три часа семнадцать минут. В тот самый момент, когда стояла одна в аэропорту.
Я взяла такси, благо деньги были.
– Чё одна-то? Не страшно? – удивился таксист.
– Нет, – ответила я. Таксист замолчал.
За дверью квартиры была слышна музыка. Я открыла дверь своим ключом и вошла.
– Ой, откуда ты здесь? – Мать застыла с бокалом вина.
– Оттуда, – ответила я и пошла в свою комнату. – Ты забыла меня встретить. Попроси своих гостей уйти. Я устала и хочу спать.
Мать действительно быстро всех выпроводила. То ли чувствовала себя виноватой, что напрочь забыла про мое существование. То ли я говорила другим голосом.
– Нюсечка, как ты съездила? Как поездка? Привезла что-нибудь? – Мать зашла в комнату и заговорила ласково, заискивающе. Я действительно привозила ей из поездок то духи, то пудру, то сумку. «Нюсечка». Мать все же чувствовала себя виноватой?
– Себя. Я привезла себя, – ответила я.
Я не понимала, как можно не видеть очевидного. Как-то у матери появился поклонник. Она твердила, что он – лучшее, что случалось в ее жизни. Тот самый мужчина. Больше никто не нужен.
Мать достала из почтового ящика бланк об уведомлении. Посылка. Еще три дня жила фантазиями. Могла получить посылку хоть завтра, но не спешила на почту.
– Это от него. Я точно знаю… Интересно, что там? Если посылка, значит, что-то весомое. Даже не бандероль. Что он мне мог прислать? – гадала она, и в ее голосе чувствовались и надежда, и предвкушение сюрприза, и счастье, какое бывает у детей, когда они лезут под елку, чтобы достать подарок от Деда Мороза.
– Почему обязательно он? Может, коллеги по бывшей работе? – Я пыталась вернуть мать к реальности.
– Нет. Это точно он. Я знаю, чувствую. Неужели он запомнил адрес? Удивительно. Он такой внимательный, чуткий.
– Адрес помнят организации и бухгалтерии, – заметила я.
Но мать продолжала находиться в экзальтации. Она придумала себе не только отправителя, но и содержимое посылки. Ходила счастливая. Удивительная способность радоваться собственным фантазиям.
Наконец отправилась на почту. Дома улыбалась, собиралась нажарить котлет на неделю вперед и сварить суп. Ходила вокруг посылки, не решаясь открыть. Наконец открыла. Ахнула. В коробке лежали конфеты, упакованные в пластмассовые часы – традиционный детский набор под елку.
– Это точно от него. Я же говорила ему, что у меня есть дочь. – Мать смотрела на конфеты, будто бриллианты в подарок получила.
– Ты не уточняла, какого возраста твоя дочь? Это набор для маленьких детей. Нам в детском саду такие дарили. А это для кого? – Я достала из посылки варежки, которые подошли бы по размеру взрослому мужику. – И вот это.
В посылке лежали кухонные полотенца, набор постельного белья и дорожные шахматы.
– Вот, тут открытка. «Дорогие Леночка и Володя. Поздравляем вас с наступающим Новым годом…» – прочла я.
Посылка предназначалась нашим соседям снизу. Тете Лене и дяде Володе. Отправители ошиблись номером квартиры. Я собрала посылку и отдала. Мама как сидела молча, так ничего и не сказала.
Тогда я подумала, что долгое ожидание, надежды, фантазии не лишены смысла. Это дает те эмоции, ради которых жили многие женщины, верившие, что про них не забыли случайные возлюбленные. Что знаки внимания предназначены только им. Что очаровываться людьми можно и нужно, чтобы потом получить все ощущения, связанные с разочарованием. Настолько жестоким, что сидишь и смотришь в одну точку.
Во мне эти эмоции убиты, уничтожены матерью и Ларисой Витальевной. Наверное, нужно быть им благодарной за невозможность влюбиться с первого взгляда, за отсутствие романтизма и девичьего восторга. За то, что мне никогда не приходилось страдать от расставаний, невозможности встреч, ожидания. От всего того, что делает жизнь настоящей, полноценной. Возможно, поэтому я и вышла замуж за Степана, такого же эмоционально ущербного человека. Возможно, поэтому у нас нет детей, потому что с детьми постоянно ощущаешь зашкаливающие чувства – страх и счастье. Нежность до разрыва сердца.
– Ну что? Как сходила? – позвонила Настя.
– Хорошо сходила, это точно не мои родственники. К сожалению, – ответила я.
– Будешь еще искать?