Невская битва

Ему страсть захотелось как-либо созорничать, вот только — как? Он оглянулся по сторонам. Савва из под края кожаного навеса следил, как бы чего не стряслось, но вдруг ненадолго исчез под кожей. Тот­час Александр приметил толстую веревку, привязан­ную к щегле судна и свисающую с кормы в воду; не раздумывая, он беспечно спрыгнул с деревянного коня в воду. Речная вода, по сравнению с хладными струями ливня, показалась необычайно теплой. Князь тотчас же вынырнул, промчался мимо борта ладьи до кормы и там ухватился за конец веревки. Его потащи­ло по теплой волховской волне, доставляя неизъясни­мое наслаждение. Тотчас на борту корабля высверкну-лась встревоженная и несчастная мокрая тень Саввы. За нею обозначились очертания Ратмира и Сбыслава.

—    Да тут я! — громко крикнул им Александр, что­ бы дольше не мучать перепуганных своих ближних.

—    Сорвался? — прокричал Ратмир.

—    Сам спрыгнул. — И он без труда проворно полез по веревке вверх, мигом очутился на ладье. — Нельзя разве позабавиться?

—    Предупреждать надо, — сердито прикрикнул на господина своего Савва. Но другие рассмеялись весело, и — а-ну! — первым Ратмир сиганул в воду, испытывая свою ловкость, поймал веревку, а затем, немного по­бултыхавшись в воде, муравьем вскарабкался на ко­рабль. За ним Сбыся повторил забаву с неменыней лов­костью.

—    Тьфу на вас! — плюнул Савва и полез под кожу. Но никто не последовал его благоразумию. Александр снова прыгнул в реку со спины носового коняги и опять пронырливо обошел круглый бок ладьи, чтобы ухватиться за конец веревки, побарахтаться малость и без натуги на одних сильных руках втянуть тяжелое и мокрое тело обратно на корабль. И так они по очеред­ности прыгали, кувыркались, бултыхались и вновь хватко забирались назад на ладью. К их веселью при­соединились еще несколько удальцов — Нефеша и Гюрята, Варлап и Ратибор. Даже тевтоны Ратшау, Миха­ил и сын его Терентий вылезли из-под навеса поглядеть на бессмысленную забаву русских, а Терентий все порывался поучаствовать, но отец строго воспрещал ему. Наконец, чтобы не терять германского достоинст­ва, Ратшау осмелился прыгнуть и повторить глупую удаль князя Александра и его дружинников, за что Гюрята удостоил его похвалы:

—    Вот теперь ты, Ратша, и впрямь истинный рус­ский православный витязь!

—    Да… да… — по-своему ликовал немец, более не решаясь повторять забаву.

Удары грома между тем становились все страшнее, разъяренные молнии, как ошпаренные коты, проно­сились по небу, бились о берег, и казалось, огненными хвостами вот-вот подпалят корабельное ветрило. Но уж слишком оно было мокрое, чтобы вспыхнуть да­же от такого яростного огня.

Много же надо было нашим удальцам, чтобы уто­миться своими забавами. Первым сдался и полез под кожу Сбыслав, за ним — трое тевтонцев, далее — ос­тальные, князь Александр последним отправился под полог, где не сказать, чтоб было уж очень сухо — вода под ногами стояла уже выше щиколотки. Домаш Твердиславич нацеживал всем забавникам крепкого угорского вина из бочки, протягивал каждому по ог­ромному ковшу для обогрева. Александр хотя и не был охотником до хмельного зелья, а тоже выпил полное ковшище. Жадное тепло мгновенно хлынуло по жилам, вспенило голову, он засмеялся и присел средь дружины своей, подле сердитого Саввы. Все впечатления долгого минувшего дня, полного тревол­нений и душевного движения, навалились на него го­рячим одеялом, он и сам не заметил, как уронил голо­ву на плечо Саввы и погрузился в мощный молодечес-кий сон.

Ночью он тревожно проснулся и решил проверить, жива ли его Алексеева лампада. Она стояла под осо­бым деревянным навесом у икон и безмятежно горела на славу.

Александр взобрался на верх кормы. Дождь уже кончился, ладейники сняли кожаное покрывало. Мо­лодое горячее тело Александра успело прекрасно вы­сушить всю намокшую одежду, и уже не верилось, что совсем недавно кругом бушевала влажная водя­ная воля.

Мало того, лунные брызги то там, то сям пробива­лись сквозь поредевшее, обветшавшее покрывало туч. Видно было, как плещет волна, как позади, неподале­ку бегут, не отставая, другие кораблики.

—    Хорошо-то как! — приободрил князь сонного ладейника.

—    Плохого мало, — зевнул ладейник. — Вот еще малость побуду да и стану сминщика своего будить, а сам — спати.

—    Завтра-то доплывем до Ладоги?

—    Все в руце Божьей.

—    Вирно бачишь. В Ладоге отдохнем. Конницу ждать станем. Должно, далее токмо заутра двинемся.

—    А молви, княже, от Ладоги далее куда поплы­вем?

—    По Невскому езеру79 . А там — в реку Неву войдем.

—    И що же? До самого состыкновения со свиями?

—    Нет, брат. Там на берегу должна быть Пельгусина застава. Как увидим Пельгусю-ижорца, там ваша ладейная работа скончается. Мы со стругов слезем, опять дождемся конницу, идущую брегом, и пойдем без вас громить пришельцев. А вы нас ждать будете.

—    Жаль.

—    Чего же?

—    Зело бы и мени хотелось со свиями похлестаться.

—    Как звать тебя?

—    Преслав.