— Святые небеса! — воскликнул Крутобоев в притворном смятении. — Вы — вы — предлагаете мне ваше сердце! Такая прекрасная, очаровательная женщина… Сущий ангел красоты, ума и добродетели! А я — старый, разбитый циклоп… Нет, не могу согласиться на такую жертву!
— Стало быть, вы хотите сделать меня несчастной? — с хорошо разыгранной обидой проговорила графиня. — А я-то надеялась, что мое признание тронуло вас!
— Я тронут! Тронут до самой глубины души, клянусь вам! Но… кто, кто я такой, чтобы мечтать о счастье с вами?!
— Герой, — тихо и проникновенно ответила Элеонора. — Тот самый герой, которого я искала всю свою жизнь. Да что там объяснять! У вас даже имя особенное, легендарное библейское имя! Самсон… Так звали одного из героев Ветхого Завета. Будьте моим Самсоном! — пылко воскликнула она, и чуть высунувшаяся из-за дверей Полина увидела, как ее золовка порывисто обхватила Крутобоева за шею. — А я… я стану вашей Далилой, вашей верной подругой.
Полина зажала рот, чтобы не прыснуть. Да, древнюю историю нужно хотя бы немножечко учить! Или не пытаться говорить о ней, чтобы не угодить впросак…
— Постойте, сударыня, — растерянно пробормотал Крутобоев, — насколько я помню из Библии, именно Далила и погубила несчастного Самсона! Согласно преданию, она остригла у спящего Самсона волосы, в которых заключалась его сила, а затем сдала его врагам, и те его ослепили.
— Ах, Боже мой! — воскликнула Элеонора в глубочайшей досаде. — Я просто оговорилась. Да и как не оговориться, когда у меня все мысли бегут вразброд? И вы, вы, любезнейший Самсон Львович, в этом виноваты!
— Господи, но что же мне сделать, чтобы искупить свою вину?! Постойте, — торопливо пробормотал Крутобоев, роясь в кармане парадного сюртука. — Вот, — он протянул графине две сторублевые бумажки, — здесь двести рублей. Примите в виде небольшой компенсации за огорчение. Я бы дал больше, но, ей-богу, нет!
Лицо Элеоноры отразило благородное негодование. Правда, как подозревала Полина, вызвано оно было не тем, что малознакомый человек предлагал ей деньги, а, скорее, мизерной суммой презента. Но жадность все-таки победила. Решив, что и такая сумма не лишняя, Элеонора сменила гнев на милость, взяла у Крутобоева двести рублей и кокетливо промолвила:
— Благодарю вас, друг мой, вы и здесь оказались на высоте, — она выпрямилась и многообещающе взглянула на собеседника. — Ну а теперь ответьте: вы готовы назвать меня дамой сердца и начать за мной ухаживать?
«Как она, однако, ловко все вывернула!» — не без восхищения подумала Полина.
— Готов, — с чувством ответил Крутобоев. И, схватив руку Элеоноры, осыпал поцелуями. — Итак, — произнес он, молодцевато приосаниваясь, — вы — моя возлюбленная! О, как я буду за вами ухаживать! Вы даже не представляете! За одну ночь любви я осыплю вас золотом, с головы до ваших прелестных ножек… Когда же вы меня осчастливите?!
— Терпенье, Самсон Львович, терпенье, вы слишком напористы! — игриво посмеиваясь и уклоняясь от поцелуев, остерегла Элеонора. — Не все сразу…
— Задаток вперед — тысячу рублей! Две тысячи! Три!
— Помилуйте, друг мой, что за выражения? — графиня слегка поморщилась. — Задаток вперед… Разве на таком языке полагается изъясняться влюбленным?
— Так вы отказываетесь от денег?
— Нет-нет! — испугалась Элеонора. — Как я могу обидеть вас отказом? Вы же предлагаете мне деньги от чистого сердца, не так ли?
— От самого что ни на есть чистого, — подтвердил Крутобоев. — Я так разумею: если уж предложил даме покувыркаться в постели, то плати вперед аванс.
«А ведь это, черт возьми, справедливо, — с улыбкой подумала Полина. — Вот бы нашим столичным молодцам принять это к сведенью. А то все норовят пристроиться к богатенькой дамочке да пожировать за ее счет. Или еще хуже — за счет ее рогатого муженька».
— Рыцарь! — с пылким восхищением воскликнула Элеонора, целуя Крутобоева в обе щеки. — Вы, Самсон Львович, настоящий рыцарь без страха и упрека.
— Стало быть, по рукам, красотуля?
— По рукам. — Элеонора задорно хлопнула ладонью о его ладонь. — А теперь пора перейти в столовую. — Она деловито взглянула на часы. — Половина пятого. Поленька с Жюлем, должно быть, уже там.
Крутобоев поднялся, галантно предложил графине руку и повел ее к дверям.
— Да! — вспомнил он. — Совсем вылетело из головы. У меня к вам одна необременительная просьба.
— Для вас, мой Самсон, что угодно.
— Вообразите, сударыня: мой новый управляющий воспылал страстью к служанке вашей невестки, Верочке! Я хотел было ее купить, потешить молодца — он, знаете ли, хоть и с причудами, но малый дельный — да господин Вульф отчего-то воспротивился. Нельзя ли это уладить? В самом деле, мой ангел, я не понимаю: отчего ваш братец так заходится из-за крепостной девки? Он сам что ли имеет на нее виды? Ха-ха-ха! На холопку! Стыд-то какой, господи!
— Да, это не делает ему чести, — задумчиво промолвила Элеонора. — Однако он упрямо не желает ее продавать. А сколько вы за нее дадите?
— Рублей пятьсот. Ну, из уважения к вам — тысячу.
Элеонора помолчала, потом оживилась.