Невыдуманный Пастернак. Памятные встречи

Действительно, ничего лишнего. В зрительном зале, фойе, в буфете все в приглушенных тонах, чтобы не отвлекало. Потом на своей книге Уайтхед написал Ливанову: «Вы должны играть Томаса Мора, в этой роли вы были бы великолепны». Это – пьеса Болта «Человек на все времена», по которой был поставлен фильм с Полом Скофилдом.

Ливанов всегда был в курсе того, что совершается в мире искусства.

Знал литературу, артистов, композиторов всех направлений, все талантливое, значительное или модное. Разговор продолжался около трех часов без перерыва, пока Ливанов не сказал: «Господа, я устал». Все стоя аплодировали и потом еще долго не расходились, обмениваясь впечатлениями, просили автограф. Водили Ливанова к окну показать ему единственный, быть может, во всем мире пейзаж. Окно выходило в парк, окруженный небоскребами с разноцветными окнами. Внизу неосвещенный парк выглядел пропастью. Все ждали, затаив дыхание, что скажет Ливанов.

– Ад! – это было принято с восторгом.

Мы познакомились с Теннесси Уильямсом. Позднее он прислал письмо:

«Февраль 1965

Дорогой господин Ливанов.

Встреча с вами, выдающимися русскими актерами Художественного театра, была истинным событием в моей жизни. Чувство тепла и счастья до сих пор сохраняется у меня. Сегодня я звонил своему издателю, чтобы достать мои пьесы, которые бы Вы могли взять с собой в Москву, но издательство (“Нью Дайрекшенз”) закрыто по случаю нашего праздника в честь Георга Вашингтона. Завтра они откроются, и я, получив книги, доставлю их Вам в гостиницу, которая находится совсем рядом от дома, где я живу. Книги я передам Анне Мацыной (наша сопровождающая. – Е. Л.), поскольку она знает английский и, может быть, выполнит перевод некоторых из пьес на русский язык. Тогда на следующий год я буду иметь счастье видеть свои пьесы на русской сцене. Замечательно!

С душевнейшим приветом

Теннесси Уильямс».

Познакомились и с директором драматической мастерской Карнеги-Холл доктором Солом Колином. Потом он писал: «Дорогой Борис Ливанов, какой актер, какой очаровательный человек, какой знаток истории и, должно быть, какой постановщик, и все это – Вы. Спасибо Вам за теплоту, дружбу, за содержательное знакомство. Я приеду в Москву смотреть Вашего “Лира”…».

У Джона Митчела была студия другого плана. Бралась пьеса какого-нибудь иностранного драматурга, из этой страны приглашался режиссер, художник, артисты набирались разные по желанию режиссера. Постановке отводилось полтора месяца. Потом этот спектакль играли в Нью-Йорке, возили по городам Америки и за границу. Ю.А. Завадский в этой студии ставил «Вишневый сад».

Ливанова Митчел приглашал ставить «Егора Булычова», которого он видел в Москве. Борис Николаевич согласился, а художником предложил А.Д. Гончарова. Только временем он не мог распорядиться из-за нагрузки во МХАТе. В течение трех лет Митчел осаждал Ливанова письмами, посылал рецензии на спектакли, которые шли в Лондоне, Париже, стараясь соблазнить его. Между прочим, у Джона Митчела есть полотна Гойи, полученные его женой в приданное.

Продюсером, пригласившим МХАТ в Америку, был Сол Юрок. Его контора насчитывала семьдесят служащих, не считая двух сыновей, работающих с ним на паях.

– Меня так запугали, говоря, что драматический театр без знания языка не будет иметь успеха, что я, боясь обанкротиться, не снял театр на Бродвее, потерял громадные деньги.

Билет на Бродвее стоил десять долларов, а в «народном» театре, где МХАТ играл, имея громадный успех, – три доллара.

Сол Юрок давал ужин труппе МХАТа. Там была звезда Бродвея того сезона Кэрролл Чаннинг, имевшая успех в «Хелло, Долли!». Все стали просить ее спеть. «Если Ливанов после меня споет». После того, как она спела, оркестр заиграл «А я иду, шагаю по Москве». Ливанов пел[42].