Невзгоды по наследству

– Этот кап-три неподдельно сокрушался, что у нас нет акта, в котором были бы отражены осколочные повреждения станции. Он наивно полагал, что такой документ был бы весомым аргументом для рассмотрения рапорта. Как тебе такое?

– У меня нет слов.

– Афанасьев послал всех к чёрту и нашёл другой выход, – сообщил мичман с улыбкой. – После происшествия на вашей лодке, Виктор Петрович по долгу службы детально ознакомился с документами по расследованию причин аварии.

– И включил мою фамилию в представленный список для награждения, – уже безразличным и холодным тоном сказал Михаил, опередив мичмана.

– Да, так и сделал. А чтобы не было лишних вопросов у вашего командира – организовал весь этот спектакль. Ты что, не одобряешь нашу с ним работу? Награда, пусть и не та, которая должна бы украсить твою грудь, но это, всё-таки, почётная награда, и она нашла героя.

«Лучше бы ничего ты мне не рассказывал. И ещё лучше – если бы этой медали не было вообще», – подумал в тот момент Михаил, но вслух сказал:

– Спасибо за хлопоты. Никак не ожидал такой заботы.

Ему не хотелось обижать мичмана. По сути, тот не ставил перед собой никакой корыстной цели, никого не обманывал и ни у кого ничего не отнимал, старался не ради себя. Ему хотелось восстановления справедливости, и он добился результата. А вот почему военный советник повёл себя столь омерзительно – Михаилу было непонятно. Ведь он также спас жизнь ему, как и мичману.

В понедельник утром Матулас попрощался с Кацаповым, на казав передать письмо бывшему сослуживцу Хохрякову, а сам убыл в родной гарнизон. Виктор Петрович отправился на службу в центральный штаб.

Михаил до вечера слонялся один по пустой квартире Афанасьева. Читал книгу и таращился в телевизор. Жены Виктора Петровича с дочерью не было – они вторую неделю отдыхали на одном их курортов в Сочи.

Афанасьев вернулся уже вечером. В руках у него был приказ на отпуск Кацапова и воинское требование на проезд в поезде.

На следующее утро с объёмной спортивной сумкой, которую одолжил ему Афанасьев, Михаил на автобусе отправился в Мурманск…

…Чего молчишь-то, рассказывай, что дозволено, – вывел Михаила из воспоминаний голос отца.

– Да тут и рассказывать, в общем-то, нечего, – заговорил вновь Михаил. – Представление к ордену затерялось где-то в пути, а оформить его повторно мой спасённый офицер отказался. Посчитал не царским делом исправлял чьи-либо недоработки. Вот так он оценил заслуги своего спасителя.

– Да-а, дела, – нахмурившись сказал отец.

– Вот такие дела, – повторил Михаил. – Этому человеку присвоили очередное звание и перевели в Москву, в генеральный штаб.

– И что было потом?

– Вступился за меня наш дальний родственник.

– Родственник? Как его фамилия? – с удивлением спросил отец.

Михаил рассказал всё, что услышал от Афанасьева.

– Вот так чудеса! – воскликнул отец, выслушав до конца рассказ сына. – Бывает же такое! Это его родителям ты посылку передавал?

– Прасковье Родионовне и Петру Семёновичу, – с теплотой в голосе подтвердил Михаил и, повернув голову к реке, вдруг радостно воскликнул:

– Батя, чего сидим?! У нас клюёт!

Он опрометью ринулся к удочкам. За ним поспешил отец, подхватив на ходу сачок.

Через пару минут в просторном садке бился килограммовый язь.

– С первым уловом, батя! – поздравил Михаил отца, вытирая ветошью с ладоней рыбью слизь и чешую.

– Славная уха получится завтра, если даже больше ничего мы с тобой не поймаем, – прозвучали слова в ответ.

– О чём ты говоришь? – весело рассмеялся Михаил. – Рыбалка только начинается.

И действительно, пока черная пелена ночи окончательно не заволокла всё вокруг, у Кацаповых в садке терлись друг о друга три язя и два леща, не считая молодой щучки, которую Михаил подцепил на спиннинг.

Укладываясь спать, отец сказал, подмигнув:

– Дивный вечер сегодня, удачная рыбалка, а это значит – всё идёт по-человечески и справедливо.

– Это точно, – улыбнулся в темноте Михаил. – Всё по-человечески. Всегда бы так.

Отец заснул быстро, а Михаилу не спалось. Он долго лежал с закрытыми глазами, слушая негромкий хмельной храп родителя.

Глава 12

«Всё по-человечески», – мысленно повторил он через некоторое время, перелистывая в голове страницы дней проведённого отпуска. – «А по-человечески ли?»

… Две недели он встречался сразу с двумя женщинами. Точнее, с одной женщиной и одной, по его мнению, невинной девушкой. Первой была Галка Красикова, второй – Надежда Аристархова. Вечерами Михаил разрывался на части, не зная, кому из них уделить больше времени. Обе любили его, обе с нетерпением ждали встречи с ним, обеим было мало того времени, которое он им уделял. Михаил, как ему казалось, утолял жажду невостребованной любви и считал непозволительным оттолкнуть их от себя. Ему было жалко рабынь любви и не хотелось причинить им страдания словами отказа. Было понятно, что встречи с ним являлись для обеих кусочками счастья.