Невзгоды по наследству

Михаил замолчал, сглотнул накатившийся горьковатый комок в горле, уставился в пляшущие языки пламени. Перед глазами всплыли события двухгодичной давности…

… У капитана второго ранга Афанасьева они с мичманом Матуласом провели оба выходных дня. Хозяин сначала угощал коньяком, потом, когда коньяк закончился, перешли на спирт – «шило». На флотском языке его иногда называют более изысканно – напиток «ворошиловский». Расшифровывается – ворованное шило.

За два дня они проговорили обо всём на свете. Мишка узнал, почему мичман Матулас находится в теплых неуставных отношениях с капитаном второго ранга.

Выяснилось, что у Антонаса был старший брат Вацлав, который проходил срочную службу под командованием Афанасьева. В одном из походов на лодке произошла авария, погибло несколько матросов, одним из которых был брат Антонаса. Ценой своей жизни он спас командира. Афанасьев остался жив.

Виктор Петрович рассказал о своём детстве, которое прошло в деревне. С упоением вспоминал, как ходил в гости к родственникам по случаю престольного праздника в Антыбары – родной деревни отца Кацапова. Как позднее, уже повзрослев, охотился на лося, как отстреливал размножившихся и обнаглевших от голода волков, за что получал щедрое вознаграждение. И как однажды зимой, уже вовремя отпуска, осмелился разбудить медведя в берлоге. Шкура косолапого до сих пор находится в родительском доме, и Михаил, когда посетит их дом, может лично убедиться, что это не просто байка, а настоящий охотничий трофей, который можно потрогать рукой.

Отвечая на многочисленные вопросы земляка, Михаил доложил о всех изменениях, происшедших в родном крае за последние годы.

Утром второго дня Афанасьева вызвали по какому-то срочному делу на службу. Михаил остался вдвоём с Матуласом.

– Почему ты не спрашиваешь об ордене? – спросил мичман.

– А чего спрашивать? И так всё ясно.

– И что тебе ясно?

– Представили к «звезде», получил Ушакова. По меркам штабной крысы подвиг оказался не таким героическим, как его оценил военный советник.

– Не совсем так. Рапорт советника затерялся где-то в пути. Когда я попросил Виктора Петровича подключиться к розыску, выяснилось, что в штаб флота ходатайство действительно не поступало. Афанасьев по своим каналам связался с советником, попросил продублировать. Тот после командировки в Египет пошёл на повышение и был переведён в Москву. Дела рядового матроса ему уже стали по барабану.

– Отказался оформлять повторно?

– Отказался, сославшись на то, что долг свой он исполнил, рапорт написал и отправил. Исправлять грехи почты не намерен. Раз затерялся первый рапорт, то и второй, по его словам, может постичь подобная участь. Пустую работу он делать не намерен.

– Отыскался рапорт? – полюбопытствовал Михаил.

– Нет. У меня сложилось впечатление, что кап-два его вообще не отправлял.

– Не может быть, – не поверил Михаил. – Мне военный советник показался порядочным офицером.

– Может-не может – чего теперь гадать? Это юные девицы могут себе позволить выдёргивать лепестки из ромашки и прыгать от счастья от глупого результата. Моряки обязаны опираться на факты. Короче, когда стало понятно, что от советника не будет поддержки, Петрович предложил мне написать рапорт от своего имени.

– Написал?

– В тот же день.

– И что? Сработало?

– Хрен на постном масле. Не стали рассматривать мой рапорт.

– Почему?

– Длинная история, Мишаня. Не думал я, что политуправление – это большой муравейник бюрократов. Снуют по коридорам с бумагами в руках, создают видимость своей значимости. А на деле вся их работа – один пшик. Недалёкие людишки с миражами коммунизма в башке и оторваны от реалий жизни. Один партиец принялся утверждать, что второй рапорт нельзя принять, потому что где-то существует первый. Если он обнаружится – может произойти накладка, и тогда его выпрут из штаба. Хотя, по моим понятиям, одно другого не исключает. Объект рассмотрения не меняется, и две «звезды» одновременно тут не прокатят. Во второй инстанции пояснили, что в штабе флота нет документального подтверждения нашего инцидента в Египте. Этому крючкотвору нужен документ, который подтверждал бы, что в том квадрате действительно имел место случай бомбометания израильского истребителя по нашей станции.

– Чушь какая, – зло усмехнулся Михаил. – Откуда может взяться такой документ? В пустыне мы были одни, в том квадрате даже зенитчиков не было.

– Я ему сказал примерно то же самое.

– И что?

– А ничего! Выслушал он меня, затем выдал такую ересь, от которой я долго плевался.

– Предложил поискать свидетелей? – рассмеялся Кацапов.

– Ну, нет, конечно, но что-то в этом роде.

– Как отреагировал Петрович?

– Выругался матом и сказал, что миссия советских войск носит секретный характер, никто и никогда не осмелится на самостоятельные действия ради восстановления справедливости в отношении простого матроса. Отмахнуться, конечно, нельзя, поскольку это будет не по партийному, а вот сплести кружева, в которых можно запутаться, будет единственно правильным решением.

– Понятно.

– И знаешь, что самое интересное в этой истории?

– Что?