New born (СИ)

Закутав шарфом голову и часть лица, Бен хватает ополовиненное ведро с грязноватой водой и опрокидывает на себя. А потом ныряет в дымное облако, выползающее из-за дверей подсобки. Он тут же слепнет и глохнет – глаза приходится прикрыть, чтобы спасти их от дыма, вокруг треск пламени, горящих и рушащихся деревянных конструкций и нестерпимый жар, что наводит на мысли об адском огне. Он движется почти наощупь, периодически обжигая вытянутые вперед ладони и каким-то шестым чувством определяя направление. Расстояние тут всего каких-то несколько шагов, но каждый шаг это тяжкое испытание. Сорвав полыхающее одеяло с деревянной тахты, что служила спальным местом для круглосуточно дежурившей здесь охраны, Бен отбрасывает его в сторону и, опустившись на корточки, лезет под нее, туда, куда еще пока что не добралось пламя. Потолочная балка, что проносится в сантиметрах от его головы, остается почти незамеченной; подхватив ящик, по счастью, небольшой и не особенно тяжелый, Бен прижимает его к груди, будто младенца. Путь назад занимает секунды; ощущая, как загорается на нем одежда сразу в нескольких местах, Бен, подобно выпущенной из ружья пуле, вылетает из подсобки с максимальной скоростью, на которую он только способен, и, отбежав на безопасное расстояние, аккуратно ставит ящик на землю. Словно в тумане, он видит свои трясущиеся, почерневшие пальцы, которые судорожно ощупывают ящик, проверяя его целостность, слышит голос Оушена как будто издалека. Сильный толчок вдруг сшибает его на землю; накинутая на него болотного цвета ветровка заслоняет подернутое дымной пеленой небо. Он не ощущает боли; досадливо сбрасывает с себя окутавший его предмет одежды, глядит вверх на поднимающиеся к верхушкам сосен клубы черного дыма, глядит неотрывно, не мигая. Дым живой, разумный, обладающий волей, коварный. Страшный. Страшнее всего, что ему приходилось видеть в жизни. Вокруг суетятся люди, звучат голоса, тянется по опаленной траве брезентовая кишка пожарного шланга, но ему не хочется ни участвовать в происходящем, ни вообще шевелиться, лишь лежать и глядеть на черный дым, уползающий все выше.

- Да пошел ты, - бормочет Бен, - Пошел ты к Дьяволу!

Потолок над головой, отделанный квадратными плитками цвета кофе с молоком, слегка плывет, а свет лампы кажется тусклым. Где-то шумит вода, и сквозь полудрему Бен вспоминает, что Джон пошел принимать душ, уступив ему ванну. Им обоим, несомненно, требовалась помывка, а одежду пришлось просто-напросто выбросить. Шум воды резко затихает; Джон выходит из душевой кабинки, наспех вытирается, потом обматывает полотенце вокруг бедер. Шагнув к ванне, наклоняется, тревожно вглядываясь в лицо Бена, который, кажется, задремал, пристроив забинтованные ладони и предплечья на слегка изогнутых бортиках.

- Эй!

Легкое прикосновение к плечу, и Бен вздрагивает, взбаламучивая белоснежную шапку на поверхности воды, садится прямо, ошеломленно хлопая глазами. Пузырьки мыльной пены застряли в его взъерошенных намокших волосах, придавая ему слегка комичный вид, и в другой ситуации Джон не упустил бы случая его подразнить.

- Что… что случилось?

- Ты намочил свои повязки.

- Это ерунда, - Бен слегка морщится, - Алекс их поменяет, она умеет.

- Да я и сам умею. Знаешь…, - поколебавшись секунду, Джон продолжает, - тебе будет сложно… ну, справится самому. Может, я помогу?

Бен съеживает плечи. Он всегда ненавидел такие вещи. И дело даже не в застенчивости, можно подумать, Джон не видел его голым. Дело в ощущении собственной абсолютной беспомощности и беззащитности. Одежда всегда придавала силу и статус, без нее он ощущал себя насекомым. Но сейчас, кажется, у него нет выбора.

- Ладно. Не обращай внимания если я… Впрочем, неважно.

Все, в итоге, получается вовсе не страшно и не мучительно – сперва, Джон моет ему голову, поливая из кувшина, потом осторожно берет за локти, ставит на ноги и бережно смывает с него мягкой губкой хлопья пены. Ополоснув, набрасывает на плечи большущее махровое полотенце и помогает перебраться через бортик ванны. Бен вздрагивает, плотнее запахивает края своего временного одеяния. Кажется, его слегка знобит; глаза у него больные и мутные. Он глядит снизу вверх, протягивает вперед левую руку, где кончики пальцев не скрыты бинтом как на правой, касается груди Джона, слева, чуть ниже ребер. Слепо ощупывает, будто пытаясь что-то отыскать.

- Ты помнишь, как я убил тебя в первый раз? Выстрелил… вот сюда, - у Джона подрагивают губы, он медленно, будто в полусне, качает головой, - Правда не помнишь? Я убивал тебя дважды. Второй раз я накинул тебе на шею шнур и задушил. Это было… Или не было?

Его ощутимо пошатывает, и Джон крепко и бережно обхватывает его за плечи.

- Я не помню… ничего такого. Зато помню, как я убил тебя. Вернее, дал умереть.