New born (СИ)

Несомненно, он знал. Наверное, с самого начала. Ну, может, не знал, но догадывался. Хотя, после той ночи, когда они с Генри… он бы мог сказать «у них был секс», но это звучало как-то… банально и слегка глуповато, да и сексом это было сложно назвать, просто подростковая возня какая-то, в общем, после той ночи для него уже не имело значения, кто такой на самом деле Генри Гейл. Больше всего на свете ему хотелось, чтобы Саид и остальные, кто отправился на поиски доказательств, нашли тот злополучный аэростат и могилу умершей жены. И тогда Генри сможет, наконец, покинуть эту чертову каморку, он уже, наверное, забыл, как выглядит небо и солнце. Пожалуй, Локк был близок к тому, чтобы просто его отпустить, невзирая на последствия. Даже если то, что с ним творилось в последнее время, было сумасшествием, то Джон с радостью согласился бы окунуться в это состояние еще глубже. Он не смог бы точно зафиксировать момент, когда это началось, а началось это внезапно, и времени от начала его безумия до осознания факта его наличия прошло совсем немного. Явление накатывало стремительно и неотвратимо – в какой-то момент он поймал себя на том, что когда Генри Гейл глядит на него своими глазищами инопланетянина, склонив голову на бок, он заворожено замирает, у него пересыхает во рту, а язык прилипает к гортани; он думает о том, как плавно линия его шеи переходит в плечо, представляет, каково прикасаться губами к этому месту, и какой он весь необычный, неправильный, жалкий, трогательно беззащитный и одновременно загадочный, чертовски проницательный, слегка пугающий, постоянно сбивающий с толку неожиданными вопросами и комментариями, не похожий ни на кого, с кем у Локка случались романы, или одноразовый перепих. Ближе всего его состояние походило на наркотическую зависимость – однажды вкусив сладость отравы, он уже не мог от нее отказаться.

Его подозрения одновременно укрепились и пошатнулись после инцидента с кнопкой, когда Генри, сперва, спас его, придавленного дверью шлюза, вместо того, чтобы попытаться бежать, а потом, когда все закончилось, умолял не дать пустить его в расход, замолвить за него словечко. И Джон пообещал, а потом, не удержавшись, склонился и прижался губами к его рту, ощущая вкус дыни на его губах и несмелое ответное движение. Его точил червячок сомнений по поводу того, что он, возможно, принуждает Генри к физическому контакту, пользуясь его положением пленника, но, в конце концов, все это скоро должно было разрешиться, и тогда можно будет выяснить, что тот чувствует к нему на самом деле.

И да – в данный момент он ненавидел Саида за его дотошность. Ненавидел Саида, ненавидел весь мир и ненавидел себя. Глядя, как разительно меняется лицо пленника после разоблачения, как он, буквально на глазах превращается в совершенно другого человека, будто сползает маска, он ненавидел и его тоже. И он стоял у двери каморки, слушал доносящиеся оттуда звуки, в красках представляя себя, что именно там происходит, и пытался культивировать в себе эту ненависть, взлелеять обиду за обман, за насмешку над его чувствами. И, погрязнув в бесконечной, эгоистичной жалости к самому себе, он даже не заметил, как началась суета, как Анна-Люсия, выскользнув из-за двери, обронила на ходу, что срочно бежит за Джеком, не понял, что конкретно произошло.

Джара потом сказал, что это был несчастный случай – он хорошо рассчитал силу удара, но если ребро раньше было сломано и неправильно срослось, то оно легко сломалось вторично, он не мог об этом знать. Результат – поврежденное легкое, открытый пневмоторакс. Шеппард не успел. «Я не убил невинного, это был враг» - так сказал Саид. О, да, Джара очень сильно старался убедить в этом других, но особенно себя. А он сам, человек по имени Джон Локк стоял, опираясь на костыль, невидяще глядя внутрь каморки, на распростертую на полу неподвижную фигуру в разорванной оранжевой рубашке, с запрокинутой головой и заострившимися чертами лица. И думал о том, что если существует во Вселенной нечто похожее на Ад, то сейчас это место, определенно, находится у него внутри.

========== 3. ==========

- Лежи, не вставай, - широкая прохладная ладонь с бугорками мозолей ложится на его лоб, будто впитывая в себя пульсирующую в висках и над глазницами боль, - У тебя температура поднялась, зря ты не поехал в больницу.

Бен досадливо морщится, но тут же блаженно прикрывает глаза и расслабляет мимические мышцы, не желая нарушать гармонию момента. Сейчас даже жжение в пострадавших от огня участках кожи рук, спины и правой голени ощущается чем-то легким и не имеющим значение. Это странно, и он пока еще к этому не привык. К тому, что кто-то заботится о нем не из чувства долга, а ради него самого.

- Я сейчас.