New-Пигмалионъ (СИ)

— Думаешь мы лохи такие? — не дождавшись ответа, продолжил охранник, — думаешь, не разглядели видеокамер понатыканных везде? Хорошие мы бы были тогда профессионалы, если бы не заметили. Бордель здесь у вас копеечный, а тебя дуру сманили сюда по глупости твоей, пообещал вам наверное этот Джон что кино-порно-звезд из вас сделает, в киношную карьеру вас запустит?

Натаха молчала.

Ей было неприятно.

И не просто неприятно, а страшно.

Страшно и пусто на душе потому что боялась она того, что не сбудутся мечты, что оборвется надежда.

Когда она воровала у Агаши визитку Джона, она думала, что вытаскивает свой выигрышный билет.

Вот как она думала.

Думала, что обскачет всех своих подружек, всех товарок своих опередит и выскочит из поровинциальной бедности своей в кинозвездочки. В телевизионные звездочки.

И не надо уже будет всем этим сосать, сосать, сосать…

Рафикам, Тофикам…

Недостача в ларьке — сосать.

Опоздала на работу — сосать…

Думала, что прервется, наконец, порочный круг.

Неужели прав этот охранник?

Взрослый такой дядька.

Умный, вроде.

— А вы фээсбэшник? — спросила Натаха.

— А тебе то что? — вопросом на вопрос ответил охранник.

— Много подмечаете.

— Служба такая, государственного человека охраняем, и в его мимолетных прихотях не даем ему попасть в неприятность — Это вы точно подметили, — кивнула Натаха и горько усмехнулась — Выж тут нашего босса хотели в пьяной оргии голым с девочками заснять, — хмыкнул охранник, — это же изо-всех щелей здесь выпирает, а мы такой подставы сделать не дадим.

— Молодцы, — сквозь зубы цыкнула Натаха — А ты беги, беги отсюда девочка, покуда еще не совсем погибла, — сказал охранник, гася сигарету.

— Куда бежать то? — в пустоту спросила Натаха, — от мечты, от надежды на лучшую жизнь бежать?

* * *

Жир пьяно подмигнул Зарайскому, — ну что, Мотя, нравится тебе девочка?

Все разглядел, все заметил цепкий глаз думского депутата и кумира женщин среднего возраста.

— Нравится, сглотнув слюну, ответил Зарайский.

— А ты знаешь, — мечтательно сказал Жир, — а я вот люблю наблюдать. Люблю наблюдать за чужим счастьем. Сам вот несчастен, так вот на счастье других хотя бы порадоваться люблю. Я в Италии как-то был, там нам таких девчонок местный градоначальник и мафиози притащил, таких девчонок, но я, вы же знаете, я же семьянин, так вот, я позвал охрану и с удовольствием час или два наблюдал…

— Позвать? — оживился Джон.

— Да, кликни эту, которая Мотьке нашему нравится, — кивнул Жир.

— А других девочек позвать? — спросил Джон.

— Нет, не зови, — помотал головою Жир, — эту позови, Мотькину.

Джон кивнул охраннику, показал пальцем на потолок, — В спальне она там, Розой ее зовут.

Зарайский весь напрягся.

Глупая улыбка застыла у него на лице.

— Не спать, не спать, мистер Дизраэли, — громко крикнул Жир, локтем толкая задремавшего в перманентной трехдневной пьянке приблудившегося иностранного дружка, — не спать, самое интересное проспишь.

Англичанин что то промямлил, но попытавшись совладать с собой, сделал подобие трезвого лица и изобразил на нем некое внимание.

По лестнице в каминную спустилась Роза.

— Нука, девочка, стриптизу обучена? Покажи как нам, и Музычку поставь, и Музычку, и потанцуй для нас для старичков, — весело пробурчал Жир-Махновский.

Роза, ничуть не удивившись, посмотрела на Джона, на своего господина.

Тот молча кивнул ей.

Роза подошла к музыкальному центру, нашла в стопке интересующий ее диск, включила.

— Постойте, постойте, — крикнул Жир, — я только пересяду вот сюда.

И он перешел в другое кресло, усевшись спиной ко второй камере.

— А ты, — обратился Жир к охраннику, — а ты накинь что-нибудь вон на те объективы.

Охранник послушно взял стул и встав на него, поочередно закрыл объективы камер номер один и номер три, накинув на них обычные бумажные салфетки.

Теперь Жир сидел спиной к единственной рабочей камере.

— Ну, девочка, начинай, — сказал Жир и совершенно пьяный уже, хлопнул в ладоши, — порадуй-ка нас, стариков.

Зарайский был весь словно окаменелый. Глупая улыбка застыла у него на лице.

Его, как мальчика по имени Кай будто бы заморозила Снежная Королева из старой сказки.

Играла какая-то восточная музыка.

Наверное, турецкая, а может быть и современная арабская.

Роза подняла вверх руки и принялась двигать бедрами.

Вращала ими, а глаза ее бегали — влево на Жир-Махновского, вправо на Джона.

И красивая таинственная улыбка была у нее на блестящих губах.

— Та-а-ак, хорошо, хорошо, — поощрительно кивал Жир, — молодец, а теперь давай, раздевайся.

Роза сделала резкий разворот в такт музыке, и ее красная кофта комком полетела в угол комнаты.

Роза осталась в узкой мини-юбке и в черном тугом лифчике.

— Та-а-ак, молодчина, молодец, еще давай, дальше, — Жир сидел нога на ногу и в такт музыке хлопал в ладоши.

Роза сделала еще пару оборотов, потянулась, изогнулась, и черная юбочка полетела вслед за красной кофтой.

— А теперь трусики, трусики теперь, — велел командующий парада, — а лифчик не снимай.

Роза извивалась и вся перетекая — текла, словно воплощенная страсть, словно воплощенный подстрочный перевод к неведомой арабской песне.