New-Пигмалионъ (СИ)

— Ну, давай, давай, развивай тему, — Михаил Викторович нетерпеливо принялся подгонять Дюрыгина, — я тоже думал об этом, но мне интересны твои предложения — А я теперь думаю, — ободренный заинтересованностью шефа, Дюрыгин заговорил быстрее и уверенней, — а я думаю, что надо создавать такое шоу, которое не только поддержит популярность, отвечая потребе основной средней статистики, но и сыграет на привлечение латентных рекрутов в фанаты нашего канала, привлечет ранее не затрагиваемые нами слои зрительских масс.

— А конкретнее, как ты думаешь это сделать? — спросил главный. Он уже был совершенно трезв и уже весь был не в переживаниях семейной радости молодого отца, а в профессиональных проблемах своего телеканала. У Михаила Викторовича работа явно превалировала над личным.

— Я думаю, что надо делать веселое шоу, которое условно говоря, проймет и бедных и богатых, достанет до печенок и столичных штучек и провинциалов и будет одинаково интересна всем зрителям, поднимаясь над разграничительными рамками социального статуса.

— Во как! — воскликнул главный, — создать универсальное супер-шоу, опирающееся на обще-объединяющую зрителя идею.

— Верно, — согласился Дюрыгин, — надо забыть про гламур, надо абстрагироваться от московской моды, за которой, как за знаменитыми поговорочными тремя соснами мы лес перестали видеть.

— Молодец, — кивнул главный, — моими мыслями мыслишь, я об этом как раз думал, что московский наш гламур уже заколебал зрителя в бедной глубинке и ничего не вызывает, кроме раздражения и завистливой ненависти глубинки к Москве, и к нашему телеканалу, как к апологету и провайдеру московской гламурности.

— Так в том то и дело, Миша, — радуясь случаю высказать давно наболевшее, оживленно продолжил Дюрыгин, — показывать бедной глубинке нашу сытую жизнь, показывать людям, у которых в домах изо всех удобств только электричество да холодная вода, да и те с перебоями, показывать этим людям шоу, где гости приходят в бриллиантах и обсуждают, что лучше — отдыхать на Багамах или на Майорке и какие автомобили лучше — полугоночные типа родстар или кабриолеты Мерседес или спортивные «купе», это как раз и есть неадекватный непрофессионализм.

— Что — что? — переспросил главный, — неадекватный, говоришь?

— Именно неадекватный, — кивнул Дюрыгин, — неадекватный, это значит оторвавшийся от действительности и живущий уже только в мире своих ошибочных ощущений, не соответствующих реальности, а реальность такова, что народ да! — народ пока смотрит наши гламур-шоу, но не потому что ему нравится их смотреть, а потому что другого мы им не показываем, не показываем, наивно в собственной неадекватности полагая, что если нам — телевизионщикам это интересно, то и пипл схавает.

— Ну, так и чтоже ты, адекватный ты наш нам предлагаешь? — спросил Михаил Викторович, наливая в стаканы еще на пол-пальчика по граммулечке оранжево-коричневого виски.

— Что предлагаю? — вздохнув, переспросил Дюрыгин, — а вот сперва мне пришла в голову мысль, что ведущую для будущего шоу надо брать из народа, а не из блистательной рублевской тусовки. Я ничего не имею против Ирмы Вальберс, но прикинь, кто ближе и милее простым зрителям в глубинке, да и в спальных бедных районах Москвы и Питера? наша Ирма, которая живет с миллионером, ездит на кабриолете и показно говорит с каким-то немецким акцентом? Или девочка из спального района, приехавшая на Москву из Калуги или Твери и в избытке хлебнувшая московских трудностей?

— И ты такую ведущую нашел? — спросил главный, прищурив один глаз.

— Нашел, — кивнул Дюрыгин.

— Покажешь?

— Покажу.

— А шоу для народа тоже придумал? — спросил главный.

— И шоу придумал.

— Расскажи.

— А вот я подумал, — медленно и как бы размышляя начал Дюрыгин, — подумал я, что если пойти от обратного, пойти от наоборот, от негатива, если мы раньше неправильно кормили простой народ зрелищами блистательных тусовок, всей этой блистательной и от этого нереальной для большинства бедняков жизни, то…

— Но ведь вспомни голливудскую мечту и голливудское чудо времен великой депрессии, — вставил главный, — ты помнишь эти общеизвестные азы истории кино, что беднякам в тридцатые, чтобы им не было так безрадостно жить, показывали жизнь богатых?

— Я помню, — согласился Дюрыгин, — но там было не все так однозначно, а потом не путай кино с телевидением, кино люди смотрели раз в неделю по субботам, а телевидение глядят каждый день, и потом ситуация несколько не та и время иное…

— Ну так ты придумал негативно обратное шоу.

— Верно, я придумал, а не показывать ли богатым про жизнь людей, про проблемы людей из бедных кварталов глухой провинции, где нет горячей воды и канализации?

— Но это уже было, дорогой ты мой, — улыбнулся главный, — это мы уже проходили.

— Когда? — изумился Дюрыгин.

— После Великой Октябрьской Революции, дружище, когда Шариковы и Швондеры принялись поднимать рабочее-крестьянское искусство, и пели по вечерам на собраниях, — широко улыбнувшись, пояснил главный, — так что, ничего нового ты не придумал.

— Нет, Миша, это не совсем то, о чем я тебе хотел сказать, не совсем то…