Незабываемое

Никакой геометрии улиц – хаос, естественно рожденный когда-то. Смысл его утрачен. Раньше, в. далеком прошлом, по сторонам от Кремля строился Земляной город… Белый город. Строили, кто как мог и хотел.

Улицы – бугром. Дома пузатые, разноцветные, диссоциируют и, вместе с тем, составляют целостную гамму радости, к которой нечего добавить. Не дома, а ряженые. Не город, а ярмарка. Кустодиевы улицы. Они были и до него, он лишь неба добавил.

Город растет. В основном – по окраинам. Но и в мир старой Астрахани вызывающе врезаются коробки новых домов, грозя своими безликими цементными тушами затмить этот старый, исполненный гармонии красок и музыки мир. Эти коробки – как иностранные дипломаты на рынке. И их становится все больше.

В старой части города – дома неизвестного возраста. Видимо, их слабых сверстников время уже давно сломало. А эти – с сырыми толстыми кирпичными стенами и облупившейся штукатуркой, с громадными лестницами, с непропорционально большими балконами и верандами – стоят и стоят. И время, кажется, уже ничего не может с ними сделать. Так, от природы здоровые 60-летние люди с какого-то момента как бы перестают изменяться и стареть. Годы идут, косые дожди бьют, а все те же морщины, все та же крепкая поступь, та же цельность натуры, те же проблемы, требующие жить и жить. Может быть, поэтому именно прошлое до сих пор определяет архитектурный и, в значительной мере, исторический, духовный облик города. Годы идут, а прошлое не тускнеет. Так, чем выше в горы, тем отвеснее встает перед глазами синяя гладь моря, становясь обозримее и поражая выпуклостью и громадой.

* * *

Солнце поднимается все выше и заливает город. Инея на деревьях как не бывало. Бегут ручьи, плачут крыши, подтаявший лед грохочет в водостоках. Лед на улицах не скалывается. Машина застряла в колдобинах – ни туда, ни сюда. С обеих сторон скопились машины, из приоткрытых кабин торчат вихры и шапки шоферов. Рев моторов, гудки, ругань.

Центр города. Осевшие сугробы. Гортанный птичий крик над старым парком. Еще немного, и грязь здесь будет стоять несусветная. Стоков нет, и пока месиво не высохнет, проезжающие машины будут обливать людей грязью, а люди – пятиться к заборам. А пока город ходит в белоснежной рубахе. Все скрашивает поздний мартовский снег.

Солнечная поляна у набережной. Семья: молодой папа, мама – тоненькая, как девушка, и краснощекая пятилетняя дочка, смеясь, толкают друг друга на ковер, расстеленный на снегу, и катаются кучей малой, позабыв все на свете. Астрахань дарит мне весну.

* * *

День клонится к вечеру. Косые лучи лижут крыши. 06ходя лужи, прошел пару кварталов – от центра. Город драненький, пролетарский, деревянный. Улица им. Н. Крупской – насмешка над просвещением и социализмом, настоящие трущобы. Как можно было допустить такую вопиющую бедность. Вот уж, действительно, на 16 метров ниже уровня… Вспомнились слова Кирова на фронтоне здания в центре города: «Пока в Астрахани останется хоть один коммунист, устье реки Волги было, есть и будет советским». Как здесь нужен Киров сейчас! Астрахань растет и будет расти. Не зря уже сейчас в ветреную погоду в городе пахнет морем и… газом. Астрахань будет бурно прирастать газовой стройкой. Но уже сейчас нужно, чтобы росла она чуть быстрее, чем разрушается.

* * *

На трамвае доехал до Больших Исад. Поинтересовался, что означает это название по-русски. Оказалось – Большие Посиделки… Поразительно точное название основного элемента перестройки во многих наших учреждениях. Большие Исады – это старый район города и – рынок. Где-то здесь, на 1-й Интернациональной улице, дом моего учителя и друга, в котором жил он ещё до войны.

Прошел по рынку. Рынок большой, с побеленными потолками и стенами. Сырой и неуютный. За прилавками кавказский народец. Представил себе: лето, горы арбузов… Сейчас – пустовато. Крытый рынок в Саратове – покупечестее. Вообще, Астрахань – не Саратов. И Волга не та, и гор нет, и беднее намного. Но стариной Астрахань Саратов обошла.

Шлепаю по лужам, оглядываясь на вывески, спрашивая прохожих. Удивительно, но никто не знает, где расположена нужная мне улица. Огорчаются, но ничем помочь не могут. 3-я Интернациональная есть, а 1-я и 2-я – как провалились. Нечего делать, пошел в музей. И только одеваясь в гардеробе и посетовав гардеробщице о своей неудаче, неожиданно получил точный ответ. «А какой дом вам нужен?» «Такой-то». «Ну, так это близко. Поднимитесь по Саратовской или по Калинина, и выйдете на ул. Натальи Качуевской – она в Облвоенкомат упирается. Это и есть бывшая 1-я Интернациональная…». До сих пор жалею, что не расспросил ее о жителях этого дома, наверняка рассказала бы ветхая старушка о «старом докторе».

Улица Натальи Качуевской. Добрых полвека имела она другое название, жили и умирали здесь люди, шли сюда письма с фронта. Разве можно, утверждая новую память, уничтожать старую?!