— Перед самым маем купил. Кооперативщик наш уговорил: возьми да возьми. Мне-то оно без нужды, ну а девчатам губу подсластить в самый раз, будто причастие раньше у попа… Для тебя, можно сказать, специально.
— Ой, таточка, вы стали просто деньги переводить, да на такие глупости.
— Какие там деньги! Мелочь. Разве ими живем? Они говорили о разных делах, больше о пустяках, как бывает всегда в первые минуты встречи.
Потом пестрый Надин платочек мелькал между яблонь под окнами, между кудрявых берез на поляне и исчезал, будто мотылек, среди старых дубов на берегу речушки. Девчина обегала, торопилась обежать каждый уголок, каждый камешек, гибкую кладку через речку, уютный заливчик, где лопушились белые кувшинки, чуть шелестела вдоль берегов осока и грелись на солнце, неподвижно повиснув над водой, зеленые и синеватые стрекозы. В воде поблескивали стремительные окуни, мелькали быстрые плотички, и разная мелкая рыбешка выплескивалась вдруг на поверхность, мутя чистое зеркало воды. Неподалеку от берега стоял низенький сруб. Там пробивалась из-под земли криница. Вглядишься в ее мелкое дно и видишь, как бурлит вода, вздымая фонтаны песчинок, и они переливаются, сверкают на солнце блестящими золотинками. Вода из сруба попадает в деревянный желоб, оттуда льется небольшим ручейком и с веселым звонким бульканьем падает в речку. В самые жаркие дни от криницы, от желоба веет прохладой. Зимой над срубом и желобом курится пар, вода там никогда не замерзает, и в самые лютые морозы слышно, как звенит, переливается ручеек, прячась под заснеженный лед речушки. Из желоба пили сороки и разные лесные птицы. Однажды зимой в морозную лунную ночь видела Надейка, как пил из желоба старый огромный волк. Ощетинившись, он хлебал воду, облизывался, снова припадал к желобу. Надейка не захотела его пугать, и он, постояв с минуту, медленно двинулся через заросли ольшаника.
Любила Надейка эти места, где все дышало лесным покоем, солнечным теплом, малинником.
Надейка…
Дочка…
… Только когда брякнула под рукой Астапа щеколда калитки, его покинули тревожные мысли. Он снова во дворе своей усадьбы. Все кругом тихо, спокойно. Слышно, как в хлеву жует жвачку корова. Из клети доносится легкий храп: Пилипчик — племянник — давно управился с ужином и теперь, сорванец, видит который уже сон. В сенцах свиристел сверчок, не иначе на хорошую погоду. В хате пахло овчинами, заячьими шкурками, свежим хлебом и всем тем, чем пахнет обычное жилье человека. Не зажигая света, Астап сходил в, кладовку, где стояли горлачи с молоком, не торопясь поужинал и улегся спать в сенцах, где не так душно, как в хате.
Утреннее солнце только-только набирало силы, когда Астап проснулся от заливистого собачьего лая. Тю-тик аж захлебывался за дверью,— видно, поблизости был кто-то чужой. И действительно, вскоре в дверь сильно постучали, и незнакомый голос настойчиво сказал:
— Открывай, хозяин!
Астап мысленно послал ко всем болотным чертям нежданного гостя, которого принесло какое-то лихо в такую рань, но, открыв дверь, спросил заспанным голосом:
— Ну, кто тут?
Возле низенького крылечка он увидел несколько человек в военной форме. Видимо, старший из них, с кубиками, не здороваясь с Астапом, коротко бросил ему:
— Вот что, старик! Устали мы, да, видно, и крюк большой дали, не попав на большак.
— Угу, где тот большак, километров аж шесть отсюда! — зевнул Астап.— Как вас угораздило сбиться с дороги? Это еще, если скажем, зимой, тогда еще туда-сюда, а теперь — подумать только… По какому же это делу вы так ноги бьете ночью?
— А это уж не твоя забота…— сухо оборвал его все тот же командир в зеленой пограничной шапке, с бледноватым лицом, на котором резко выделялись подстриженные черные усики.— Мы вот хотим есть, понимаешь?
— А боже мой! Так бы и сказали, товарищ. Чего же мы стоим здесь? В ногах правды нет.
— Что? — переспросил человек с черными усиками.
— Я говорю: чего стоять? Пожалуйте в хату. А поесть доброму человеку всегда у меня найдется.
Военные прошли солдатским шагом по хате. Астап суетился, притащил из чулана два горлача кислого молока, копался в каморке, достал из кадки самый лучший кусок сала.
— Так что, товарищи, извиняйте, если, что, без хозяйки я… Чем богаты, тем и рады. Пожалуйста, пробуйте, угощайтесь. Да не обессудьте… Хотя сало, слава богу, ничего, кабанчик был пудов на семь.
— Ты, старик, зубы не заговаривай, а лучше приготовил бы яичницу, а то поставил на стол бог знает что.