Незаконная планета

– Ты говоришь – прочесть прошлое, – тихо сказал Заостровцев. – Нет, Алеша. То, что сегодня произошло, это просто случайное совпадение стихийной записи и моей… моей настроенности… – Он помолчал, а потом вдруг спросил: – Алеша, ты уже начал тренироваться?

– То есть как? – не понял Морозов.

– Ты давно не летал – значит, надо перед экспедицией пройти курс подготовки. Можно ведь за два-три месяца усиленных тренировок войти в прежнюю норму, как ты думаешь? Если давно не летал?

– Можно-то можно, но видишь ли, Володя…

– Вот и я думаю, что можно. Мы ведь еще не старые, верно? Подумаешь, сорок лет… Шевелев Радий Петрович и в пятьдесят летал, а?

И, не дожидаясь ответа, Заостровцев опять перескочил на другую тему – стал рассказывать о новом двигателе, который он со своей группой спроектировал и испытания которого дали отличный результат.

– Почему сидите в темноте? – сказала Тоня, войдя в палатку. – Ты не спишь, Володя? Как себя чувствуешь?

– Я чувствую себя хорошо, – ответил Заостровцев.

День выдался ясный и теплый. Море умиротворенно наливалось синевой, шхеры грели на солнышке старые каменные бока. В сторону Мариехамна прошел самолет.

Витька сказал:

– Устал читать. Пойду купаться.

– Иди, – рассеянно отозвался Морозов. – Только не заплывай далеко.

Они были одни на пляже. Заостровцевы уехали, а Марту вызвал Свен на планктонную станцию: кто-то из его ребят повредил себе ногу о подводную скалу.

Морозов лежал на теплом песке и листал свежие газеты. Глаза скользили по заголовкам не задерживаясь: «Новая трасса аэропоезда…», «Состязание поэтов в Рейкьявике», «Третья Плутоновая состоится». Ну-ка, ну-ка… «Начались советско-американские переговоры о совместной экспедиции на Плутон… Президент Международной федерации космонавтики Т.Коннэли заявил… Состав экспедиции пока не определен…»

Жизнь идет своим чередом на прочно обжитой планете Земля. Новые трассы… Состязания поэтов… Все идет к лучшему в этом лучшем из миров…

Почему же встает перед глазами грозное видение: израненная, окутанная дымом субмарина уходит под воду, уходит навек, выплескивая с последним дыханием – не предсмертные крики, нет – «Интернационал».

Вглядеться бы в их лица. В молодые непреклонные лица. Ведь у каждого был свой дом и семья, у каждого – свой мир. «Товарищи, братья! Победим или умрем!..»

А он-то, он, Алексей Морозов, со своей коллекцией старинных солдатских песен… «Наши жены – ружья заряжены», – орали хриплые глотки. «Белой молнии подобны взмахи наших сабель»… Забавные песни, он выискивал их, и гордился ими, и прокручивал приятелям – нет, вы послушайте только, как занятно…

Забавные? Черта с два!

Ведь это твой пращур, какой-нибудь Иван или Гаврила Морозов в душном, тесном мундире и пропотелых насквозь сапогах продирался там, за Лабой, через кавказские колючки, палил из длинного однозарядного ружья, месяцами не мытый, неграмотный… А когда подавали команду «В штыки!» – он крестился и бросался вместе с другими Гаврилами под пули, на неприятеля, о котором толком ничего не знал. Он стрелял, колол, маршировал и орал песню про храбрый Апшеронский полк – и он, Алексей Морозов, существует только потому, что этого Ивана или Гаврилу случайно пощадила черкесская пуля. Мог ли себе представить далекий пращур, какими будут его потомки?..

Уходит под воду субмарина, окутанная дымом. Море, вот это самое море, такое ласковое сегодня, тогда с шумом врывалось в рваные пробоины, завладевало лодкой, как своей добычей, увлекало ее в вечный придонный холод.

Вглядеться бы в их лица, услышать живые голоса. Понять их муки и ярость…

Они не думали о нас, умирая. Они жили своим последним боем. Но всей борьбой, и яростью, и ненавистью к фашизму они прокладывали дорогу в будущее – вот в этот ясный, без единого облачка, день.

Писк видеофонного вызова прервал его размышления. Он потянулся к разбросанной на песке одежде и вытащил из кармана рубашки белую коробочку видеофона.

На экране возникло сухощавое лицо Бурова.

– Все загораешь? – спросил он.

– Ага, загораю. А ты как? Сделали тебе эту штуку для дыхания?

– Больно ты быстрый, вице-президент. Пока только добился, чтобы приняли заказ на изготовление.

– Илья, тут подняли подводную лодку…

Морозов принялся было рассказывать, но Буров не дослушал.

– Это здорово, – сказал он без особого интереса. – Теперь вот что, Алеша. Думал завтра вернуться на Аланды, но только что мне позвонили из Москвы. Что-то случилось с Лавровским. Я вылетаю в Москву, а Инна завтра прилетит к вам, так ты попроси Свена, чтобы встретил.

– Ладно. А что с Лавровским?

– Пока не знаю. Позвонили ребята из лаборатории, попросили приехать. Ну, до свиданья.

– Счастливо, – сказал Морозов. И добавил: – Мы тоже скоро улетим.

– Почему вдруг заторопился? Хотел ведь два месяца…

– Дел много надо переделать перед отлетом.

– Куда еще собираешься лететь?

– Куда, куда… на Плутон.

Буров с экрана всмотрелся в Морозова.

– Решил все-таки?

– Ага.

– Алешка… Ну, мы еще поговорим… Ладно. Все правильно.