Но здесь-то и была загвоздка. Хотя сейчас он пришел к ней даже не поэтому. Он еще больше укрепился во мнении, что г-жа Папаи достала эти письма от канадской девушки исключительно в качестве предлога для того, чтобы навестить свою дочь, которая жила в Нью-Йорке, – это был жест крайнего отчаяния. И никакой беды в этом не было бы, потому что за дочерью они установили постоянное наблюдение еще в Пеште, она находилась под прицелом спецслужб, за границей явно пользовалась своими связями со здешней оппозицией, и г-жа Папаи, пожалуй, могла бы собрать на этот счет полезную информацию, но эта Пэт Гейм… На которой якобы хочет жениться канадский премьер… Которая не вылезает из больниц, живет на снотворных и целыми днями ревмя ревет по своей утраченной любви – старшему брату г-жи Папаи… Дора свято верил, что это тупик. Но сказать этого он не мог.
Он пересмотрел все досье на людей, которых ранее называла г-жа Папаи. Ни с одним ничего не вышло. Притом что г-жа Папаи особой разборчивостью не отличалась. Предложила им даже свою племянницу, которая живет в Милане. Пригласила ее в Будапешт вместе с ее персидским мужем. Они побывали в столице, уехали – и ничего. Назвала она и архитектора, мужа своей двоюродной сестры; этот случай казался весьма многообещающим, потому что репутация у него была подмочена и тут и там, он врал направо и налево, совсем запутался в финансах и явно скрывал от жены своих любовниц. Для секретных служб самый подходящий, просто идеальный случай. Но он не поддавался ни на какие уговоры приехать в Венгрию, хотя г-жа Папаи пустила в ход все средства. В 1956 году он бежал на Запад, будучи сотрудником Министерства внутренних дел, и смертельно боялся снова оказаться в Венгрии; никакие доводы на него не действовали, он все время увертывался и водил за нос г-жу Папаи, которая всякий раз наивно попадалась на удочку. И вишенка на торте: оказалось, что у него еще и диплома нет, хотя г-жа Папаи поставила на уши весь Пешт, чтобы его достать. Контрразведка была готова сделать ему липовый диплом, если этот товарищ согласится лично его забрать. Но он, конечно, и к этому был не готов. Явно надеялся, что диплом каким-нибудь чудом материализуется из воздуха и он начнет легально проектировать квартиры-бункеры для едва пробившихся в средний класс израильтян в новых жилых кварталах Тель-Авива. А какой чудесной добычей могла бы стать израильская пограничница, которая, в нарушение всех служебных правил, вступила в разговор с г-жой Папаи во время досмотра багажа в аэропорту Тель-Авива – та всегда была готова поболтать и у всех вызывала доверие. У пограничницы в Мишкольце жил прошедший через Аушвиц старик-родственник, и она якобы хотела тайно связаться с ним через г-жу Папаи. Даже адрес его дала. Когда они нашли в Мишкольце этого родственника, того уже не было в живых. Или сын г-жи Папаи, которого она сама порекомендовала для работы – ну или по крайней мере не протестовала против такой идеи. Сын этот так у них и не объявился. Надо было этим заняться, но товарищ Бейдер запретил. А еще этот несчастный борец за мир во всем мире, который от всей души ненавидел свою новую родину, где его то и дело унижали за отказ служить в армии (он и дочерям своим служить запретил); но даже в Венгрии было не придумать, что делать с этим махровым пацифистом. От него возникли бы одни проблемы. С таким узким мировоззрением он стал бы парией в любой стране, оставаясь при этом неподкупным и подозрительным. Или самая серьезная, самая многообещающая добыча – полковник израильской армии, давний ухажер г-жи Папаи. Г-жа Папаи прихорошилась и отправилась в компании своей младшей сестры к полковнику на виллу. Тот очень тепло принял двух некогда славившихся на весь свет красоток и, сидя перед телевизором после обеда со многими переменами блюд, довольно критично отзывался об израильских политических кругах, однако стоило только проницательному полковнику начать расспрашивать г-жу Папаи о пятьдесят шестом годе и о Солженицыне, как разговор стал спотыкаться и в конце концов совсем застопорился. Г-жа Папаи не умела врать. В других обстоятельствах ее бы за это наградили, но в данном случае это было хуже чем преступление – это была ошибка. Единственной серьезной добычей г-жи Папаи можно считать русского сотрудника Института Вейцмана, отъявленного антисоветчика по фамилии Зарецкий, который помогал евреям с эмиграцией в Израиль, – удивительно, что он вообще стал с ней разговаривать. Но его взяли в оборот русские. Да, за это г-жу Папаи можно было погладить по головке.