Незакрытых дел – нет

Что же до канадской девушки, то ее безвозвратно затягивало безумие. Да, ее бесконечно длинные письма были полны точных формулировок, насколько мог понять Дора по черновым переводам, однако во всех этих письмах с маниакальным постоянством обсуждались одни и те же темы; толковая молодая женщина с блестящим интеллектом превратилась в слезливую, вечно ноющую безумицу, забившуюся в угол кровати и живущую на снотворных; все ее грандиозные планы: роман, пьеса, докторская – один за другим растаяли как дым. И теперь вдруг на ней хочет жениться не кто-нибудь, а премьер-министр Канады?

«Неужели вокруг г-жи Папаи все сходят с ума?» – спросил себя старший лейтенант Дора. И откашлялся.

– Спасибо за отменный чай, – тихо сказал он, словно собираясь уходить. Он поднялся, церемонно пожал руку г-же Папаи, застегнул свое зимнее пальто и шагнул было в коридор. В коридоре стоял старик с ходунками – прямо перед дверью в комнату, ни туда ни сюда, – стоял, словно его там забыли. Дора развернулся в дверях, как будто ему вдруг что-то пришло в голову. Он был очень доволен собой в связи с этим маневром.

– А где вы жили с мужем до того, как переехать сюда? – спросил он г-жу Папаи, как будто сам не знал ответа.

– На улице Керек, – настороженно ответила г-жа Папаи, готовясь к очередному повороту в шахматной партии. Нервы у нее напряглись. Сколь безобидно ни прозвучал вопрос товарища Доры, г-жа Папаи была уверена, что он связан с каким-то неизвестным ей делом, – впрочем, она научилась не подавать вида. – Рядом со школой.

– А номер дома какой?

– 22.

Старший лейтенант аж на цыпочки приподнялся. Он сделал шаг вперед и закрыл за собой дверь.

– Можно мне присесть?

– Заварю еще чаю.

– Нет-нет, я спешу.

Они посмотрели друг на друга.

– Мне неловко, – сказал товарищ Дора.

– Нет причин стесняться, – успокоила его г-жа Папаи.

– Речь идет о проблеме, с которой столкнулся один мой друг. Точнее, об одной нашей технической проблеме. Там из окон видно продуктовый на улице Сентендреи?

– Видно.

– Вот это здорово. Значит, так. В доме напротив живет один наш приятель, про которого точно неизвестно, на чьей он стороне. Чтобы нам с ним получше познакомиться, хотелось бы немножко посмотреть, чем он там в своей квартире промышляет.

Г-жа Папаи навострила уши. Она прекрасно понимала, что значит «один наш приятель». Или по крайней мере думала, что понимает, и этого уже было достаточно.

Старший лейтенант замялся. То, что он намеревался изложить, было, на его вкус, настолько прозрачным, что, выслушав, только идиот не сообразил бы, о чем на самом деле идет речь, – но у них с коллегами было слишком мало времени, чтобы придумать легенду получше. Причем затронуты были такие лица, что следовало быть особенно осмотрительным. Г-жа Папаи делала вид, что не понимает (а может, и в самом деле не понимала). Иногда одна партия перетекала в другую, а временами они разыгрывались параллельно. Если она безупречно прикинется, будто не понимает, это будет означать, что на самом деле она прекрасно все понимает; если же она сделает вид, будто понимает, то это вовсе не будет означать, что она и в самом деле понимает. Цель состояла в том, чтобы присутствовали обе эти возможности. Чтобы она помогла офицеру, как бы ничего не поняв. Хотя достаточно и того, чтобы она сделала вид, будто не понимает. Катастрофой было бы, если бы она себя выдала.

Дора принял озабоченный вид.

– Там есть одна квартира…

– В 22-м доме? – прервала его г-жа Папаи.

– Да нет… как раз нет… говорю же, прямо напротив… на другой стороне улицы… квартира, где уже некоторое время происходит нечто вроде… в общем, это создает нам некоторые проблемы, и нам бы хотелось разобраться, что именно там происходит…

– На третьем этаже?

Старший лейтенант не задумываясь, автоматически ответил:

– Да, на третьем. А почему вы спрашиваете?

– Вот! Так я и знала! Муж первым заметил, но я на такие вещи внимания не обращаю, потому что это у него обсешн, такая навязчивая фантазия, что за ним кто-то следит, я ему сразу сказала, что никто за ним не следит, но он сказал, что там напротив стоит камера и что ее направили прямо в окна нашей квартиры, а я ему сказала, что это идиотизм, зачем им за нами следить, по каким таким причинам, это все его болезнь, мания преследования, и он пообещал, что больше не будет этого говорить, но той же ночью мне не спалось, и я повнимательней рассмотрела это окно с толстыми портьерами, и довольно часто никого дома не было, а если были, то всю ночь жгли свет, кому под силу столько платить за электричество? Я отмахнулась от этой мысли, но как-то увидела, что у подъезда в четыре утра остановилась темная машина, и еще несколько раз повторялось то же самое, а из окна выглянул мужчина и прокричал что-то вниз на каком-то языке…