— Не мешай! — отмахнулся от него боярин. — Я репетирую. Завтра ж у меня дебаты в телевизере… не забыть еще саблю наточить…
— Ты брось это, Степан Иванович, — не одобрил приятель. — Для дебатов тебе текст пишется, утром разучишь. А это нытье оставь для комиссии по этике.
— Да? — Кучко озадаченно почесал в затылке. — А по-моему ничего. Выразительно, эмоционально…
— Эмоционально!… — передразнил тенорок. — Вот станешь депутатом, тогда крой хоть матом. А пока чины да деньги тятины — не пори отсебятины… Понял? У телевидения свои законы.
Услыхав слово «телевидение», Христофор Гонзо внимательно посмотрел на говорившего и потихоньку стал придвигаться к нему по лавке. Как раз в эту минуту боярин Кучко вышел в сени стрельнуть сигаретку. Христофор подсел к его собеседнику — сухощавому человечку с козлиной бороденкой на постном лице, в черных очках поверх быстрых понятливых глаз. Кивнув вслед Степану Ивановичу, Гонзо доверительно произнес:
— Надежа наша! Такой человек не в Думе — в Кремле должен сидеть! Как вы считаете? Есть шансы?
— Стараемся… — пожал плечами человечек, подняв на Гонзо круглые стеклышки очков. — Но в конечном счете все зависит от избирателей…
— Мы не подведем, — заверил Христофор. — Народ знает Степана Ивановича и уже успел полюбить.
— За что? — с неподдельным интересом спросил человечек.
— За муки, — быстро ответил Гонзо. — Судя по лицу, ему близки и понятны народные бедствия. Пьянство, например. В связи с этим у меня возник небольшой избирательский наказик, сейчас его принесут… А вот и наш кандидат! Представьте меня пожалуйста!
И не дожидаясь представления, Христофор поднялся навстречу вернувшемуся Кучке.
— Салют, Степан Иванович! — крикнул он боярину, как своему старому знакомому. — Вы уж извините, что мы без вас тут ведем штабные разговоры, но это у нас профессиональное — во время кампании не расслабляться ни на минуту! Отдыхать будем после победы.
Он схватил руку Степана Ивановича и потряс ее энергично.
— Гонзо Христофор. Помните? Горячий ваш сторонник и, между прочим, профессиональный имиджмейкер.
Кучко недоуменно покосился на своего приятеля.
— Симеон, это из твоих, что ли?
Человек в очках покачал головой, неприятно блеснув стеклами на Христофора.
— Нет. У товарища наказ…
— А! Наказ… — заметно погас боярин. — Так это вам надо на прием ко мне… там все запишем, зафиксируем и непременно…
— А вот и наказ! — прервал его Христофор.
Все та же девушка в кокошнике с надписью «Царевъ кабакъ» принесла и поставила на стол перед Гонзо большую пузатую бутылку коньяку, три бокала к ней и три порции закуски под слоем свежей зелени. Боярин крякнул.
— Ты, брат, боек! — сказал он и, быстро присев на лавку, сразу налил себе полный бокал коньяку. — Ну, говори, чего хочешь…
— Батюшка боярин! — Христофор истово отмахнул Степану Ивановичу поклон мало не в пояс, — возьми меня в свою команду! Я тебе пригожусь!
— Ишь ты! Пригожусь… — Кучко поглядел сквозь бокал на свет телевизора. — Да что ты за птица-то? Как говоришь? Профессиональный — кто?
— Имиджмейкер, — сказал Гонзо, без дальнейших церемоний усаживаясь напротив боярина.
— И что оно за хреновина? — спросил тот.
— Хреновина! — покачал головой Христофор. — Нельзя так, Степан Иванович! Как же вы: в Думу собираетесь, а элементарных вещей не знаете! Имиджмейкер — это специалист по народным избранникам. Тот, кто из самого распоследнего кандидата может сделать приличного человека.
— А-а! Так на это у меня, вон, Симеон есть! — Кучко кивнул на приятеля. — Речи пишет, советами замучил совсем… Сполняет, одним словом, обязанность. Куда ж его прикажешь?
— А гони ты его, батюшка, в шею! — вдруг бухнул Христофор. — Он ведь зря только деньги твои проедает, а толку от него никакого!
Симеон, будто обваренный кипятком, выпучил глаза на Гонзо. Боярин тоже смотрел на удивительного имиджмейкера, но с выражением неподдельного интереса.
— Да ты и впрямь профессионал… — пробормотал он.
Гонзо громко расхохотался.
— Шучу я! — левой рукой он обнял опешившего Симеона за шею, причем сделал это так энергично, что у того голова мотнулась, как привязанная. — Да нас с Симеоном водой не разольешь!
— Правда? — в голосе Степана Ивановича послышалось легкое разочарование. — Спелись, значит. А зря. Я люблю, чтоб мои люди друг перед другом лаской боярской кичились, а передо мной чтоб каждый отличиться хотел. Чтоб ревность была. Конкуренция… Ты имей в виду, Симеон: если этот парень побойчее тебя окажется, не быть тебе доверенным лицом. Мне нахлебников не надоть!…
Вот и нажил себе врага, грустно подумал Христофор. Сказать ему потом по секрету, что не боярин его мне нужен, а пропуск в Останкино?
Он искоса поглядел на Симеона. Тот сидел, мрачно нахохлившись, но глаза его за темными стеклами летали быстро, а останавливаясь, неприятно кололи Христофора.
Нет. Такому не стоит признаваться, решил Гонзо. Пусть пока плетет интригу, а мы займемся своими делами…
Он налил себе и Симеону, поднялся с бокалом в руке и произнес: