Незапертая дверь

Мама с папой знали про «Любашиного мальчика». Так и говорили: «Интересно, какой он, Любашин мальчик?»

Однажды Люба с Гришей зашли в большую, захламленную и безалаберную квартиру Грачей.

Люба смотрела на все с удивлением.

В длинном и широком коридоре горой была набросана обувь разных размеров: сапоги (неужели с прошлой зимы?), детские сандалии и взрослые ботинки, босоножки, туфли, тапочки. На вешалке висели плащи и пальто, детские куртки и растянутые старушечьи вязаные кофты. На крючке болтались шляпы, кепки, шапочки и платки.

На огромной, метров пятнадцать, не меньше, кухне – Люба таких и не видела – в побитой раковине громоздилась куча немытой посуды, а на плите стояли грязные сковородки и кастрюля с борщом, в которой болтался половник. Остатки хлеба, крошки, фантики, огрызки. Чашки с недопитым чаем, турка с остатками кофе. «Боже мой, – подумала Люба, – если бы мама такое увидела!»

И везде коробки, коробки, коробки. Одна на другой, поперек коридора – попробуй обойди.

Книги навалены повсеместно: и на журнальном столике, и на стульях, и на креслах, на тумбах и комоде. Не дом, а какой-то книжный развал. Или Ноев ковчег!

Посреди всего этого бардака женщина в очках, в рваных потертых джинсах и резиновых пляжных шлепках, в растянутой, явно с чужого плеча, мужской майке, простоволосая, крупная, командует и отвечает всем на все вопросы.

– Таня. – Женщина протянула Любе крупную руку и тут же добавила: – Никаких отчеств, Таня – и все!

Обалдевшая Люба покорно кивнула.

За горами коробок и книг обнаружился и Гришин папа – высокий, худой, лохматый очкарик, копия сына. Вернее, сын копия папы.

– Леонид, – кивнул он гостье. – Но можно просто Леня.

Таня, Леня. Как интересно! А бабушка с дедушкой? Тоже представятся без отчеств?

Но бабушка с дедушкой выясняли отношения в другой комнате.

– Не обращай внимания! – шепнул Гриша. – Семейка у нас еще та!

И Люба снова кивнула.

Таня раздавала указания, попутно что-то помешивала на плите, покрикивала на стариков, призывала к порядку дочек, одновременно проверяла тетрадки у одной, заплетала косу другой, говорила по телефону, курила, отхлебывала из огромной – поллитровой, не меньше – чашки остывший кофе, откусывала яблоко, хрустела сушками.

– Таня – Гай Юлий Цезарь, – усмехнулся Гриша. – Может делать разом сто дел. Ну не сто, но пятнадцать точно!

Люба сидела в углу кухни и пила чай, который налил ей «просто Леня».

Гриша исчез в недрах квартиры.

Проходя мимо, Таня спросила:

– Голодная?

– Что? – переспросила Люба.

В этот момент на кухню ворвалась одна из сестер и завопила страшным голосом.

Рявкнув на дочь – та, кстати, тут же исчезла, Таня переспросила:

– Есть хочешь?

Люба отчаянно замотала головой.

– Захочешь, там, – кивок на пятилитровую кастрюлю, стоящую на плите, – суп. Нальешь, если что.

Люба прошелестела «спасибо».

В квартире было интересно, но почему-то хотелось уйти.

– Хороша семейка? – усмехнулся на улице Гриша. – Дурдом на выезде! Выхожу на улицу и прямо чувствую свободу, ей-богу! Знаешь, все очень хорошие! Все! И дедуля с бабулей, и мама с папой. И даже эти мартышки! Но попробуй всех вынести!

Что тут ответишь? И Любе все понравились. Только жить в такой обстановке ей бы вряд ли хотелось…

Все было прекрасно, они с Гришей даже не ссорились. Да и поссориться с Любиной уступчивостью и терпением было непросто.

Конечно, она строила планы. А кто из влюбленных девиц не строит планы на будущее? Любины планы были весьма банальны – через год-другой выйти замуж за Гришу, еще через пару лет родить ребенка, потом еще одного – двоих обязательно, непременно! В семье должно быть двое детей.

Еще Люба мечтала о собственной квартире, которую она обставит по своему вкусу. И безусловно, в ней не будет такого балагана, как в квартире свекрови. И такой стерильной чистоты, как в квартире родителей. Там тоже с перебором, если по правде.

– Папа, мамочка! – как-то за ужином сказала Люба. – А у меня есть жених!

Папа с мамой переглянулись.

– И между прочим, еврей! Как ты, папа, советовал! – И Люба по-дурацки хихикнула.

Придя немного в себя, папа кивнул:

– Поздравляю! Представишь будущего зятя?

Люба расплылась в счастливой улыбке:

– Конечно! И, думаю, совсем скоро!

Слышала, как папа шепнул маме:

– Хорошо, что еврей. Они и семьянины что надо, и сейчас все повально едут.

– Куда? – испуганно спросила мама. – В Израиль?

– Не только, – ответил папа. – В основном в Америку.

Мама громко вздохнула.

Разговор, поставивший точку над i, случился спустя три недели.

Завела его Люба. Глупый разговор, дурацкий, но хорошо, что он произошел. Вернее, ничего хорошего…

– Когда поженимся? – переспросил и почему-то развеселился Гриша. – А что, мы собирались жениться?

– Ну не сейчас, – надулась Люба, – но когда-нибудь. Например, на четвертом курсе! Или ты вообще об этом не думал?

Люба почувствовала обиду. А может, Гриша, как обычно, шутит, прикалывается? Он же говорил, что любит ее? Что из нее получится прекрасная жена? Нет, точно прикалывается! Просто дразнит ее, насмехается!

Но насмехаться он вроде не собирался, а даже наоборот – как-то сник, погрустнел, растерялся.