Незапертые чувства (СИ)

Я стою перед небольшим деревянным домиком. Крыша покосилась, голубая краска давно облезла. Потрескавшиеся окна заклеили черной изолентой.

Я ощущаю, как меня сковывает ужас. Ноги становятся ватными. Я вот-вот готова упасть.

На мои плечи ложатся сильные руки.

- Ты можешь не идти, если не хочешь, - тихо говорит Пит.

Вся съемочная группа стоит чуть дальше. Красная лампочка на камерах жутко отвлекает. Я не хочу, чтобы меня снимали в этот момент. Но так нужно. Я сама захотела прийти сюда, чтобы почтить ее память, прикоснуться к ее миру. И люди должны увидеть, должны почувствовать мою утрату, мою боль. Они должны увидеть настоящую Сойку - не двигателя восстания, а простую девушку, которую коснулась смерть.

Я решительно поднимаюсь по ступеням и поднимаю руку, чтобы постучать. Но не успеваю. Дверь распахивается, и я встречаю взгляд испуганных, таких до боли знакомых карих глаз.

- Ты Китнисс, да? – спрашивает девочка.

На вид ей лет четырнадцать, не больше. Одна из сестер Руты.

- Мая, не томи гостью на пороге, - хриплый голос ее матери вырывает меня из оцепенения.

Женщина открывает дверь шире и отходит чуть в сторону, пропуская меня внутрь. По возрасту она моложе моей матери, но ее волосы уже тронула седина, а в глазах навсегда застыли тоска и боль.

- Простите, я не одна, - мой голос звучит виновато.

Мы не должны были приходить, тревожить их и снова напоминать об утрате.

- Хорошо, - женщина кивает.

Я оборачиваюсь к Питу. Он быстро поднимается на крыльцо и берет меня за руку.

- Только один, - говорю я Крессиде, которая уже готова скомандовать съемочной группе следовать за нами.

Крессида кивает и просит Мессалу отдать ей камеру.

- Нет, - я качаю головой. - С нами идет он, - киваю на Поллукса.

- Но… - начинает Крессида.

- Иначе никакой съемки, - отрезаю я.

Я тяну Пита за руку, и мы входим в дом. Поллукс следует за нами.

Я выбрала его неспроста. Не хочу, чтобы Крессида мешалась под ногами, и чтобы ее бесчувственные слова нарушили святость момента. Более того, я не хочу, чтобы кто-либо вообще командовал съемкой. А у Поллукса это получится лучше всех. У него нет языка, он безгласый.

В Одиннадцатом сейчас относительное затишье. Миротворцы сюда не суются уже около недели. Тринадцатый помог повстанцам с вооружением. Восстание вспыхнуло здесь раньше, чем в остальных дистриктах. Пострадало много людей, но не так как в Седьмом и в Двенадцатом. Большинство построек уцелело. Капитолий был слишком увлечен расправой с дистриктами заговорщиков. Я боюсь представить, что нас ожидает в Четвертом.

Маму Руты зовут Антия. У нее остались три дочери и один сын. Старшей, Мае – четырнадцать, Далии – одиннадцать, Илане – девять. Мальчику Рейли – двенадцать. Рейли – брат-близнец Руты.

Больнее всего смотреть именно на него. Он слишком похож на нее. Те же глаза, нос, губы. Я вспоминаю сегодняшний сон. До боли сжимаю ладонь Пита. Мне хочется встать и убежать отсюда.

Антия ставит передо нами чашки с горячим чаем. Я крепко обхватываю ее руками, не обращая внимания на то, как сильно жжет кожу.

Поднимаю глаза. Все семейство сидит напротив нас и не сводит с меня взгляда. Четыре пары Рутиных глаз сейчас прожгут во мне дыру.

- Китнисс, - тихо говорит Рейли. – Скажи, Рута страдала?

Мое сердце уходит в пятки. Мальчик спросил это так серьезно, с такой болью в голосе, что кажется, если я подниму взгляд, то увижу не двенадцатилетнего мальчика, а сорокалетнего мужчину, потерявшего всю свою семью.

- Рейли, - вздыхает Антия.

Она присаживается рядом с сыном и прижимает его к груди.

- Он её близнец, - через минуту говорит она. – Ему труднее всего. Близнецы всегда очень болезненно ощущают потерю. Словно умерла часть души.

Рейли отстраняется от матери. Его взгляд пронзает меня насквозь.

- Нет Рейли, - качает головой Пит. – Ей было не больно, она просто уснула.

- А мне было больно, - у мальчика дрожат губы.

Он с трудом держится, чтобы не расплакаться.

- Я спела ей песню, - тихо говорю я. – А когда она… уснула, я обложила ее тело цветами. Жаль, что вы не видели этого.

Поллукс стоит у стены со включенной камерой. Я почти не обращаю на него внимания, лишь красная лампочка немного раздражает.

- Споешь нам эту песню? – впервые подает голос Илана.

Я смотрю на девочку. По ее щеке катится слеза. Никто из них не пережил утрату Руты, как и я.

Я молча киваю и встаю с места. Подхожу к одной из стен и смотрю на небольшой кусочек бумаги, висящий на стене и перевязанный черной ленточкой с одного края. На этой фотографии Рута выглядит младше. Она счастливо улыбается. Я на миг зажмуриваю глаза и поворачиваюсь обратно. Пит обеспокоенно смотрит на меня, но я успокаивающе улыбаюсь ему. Прислонившись плечом к шкафу, обхватываю себя руками и начинаю петь.

Ножки устали. Труден был путь.

Ты у реки приляг отдохнуть.

Солнышко село, звезды горят,

Завтра настанет утро опять.

Тут ласковый ветер.

Тут травы, как пух.

И шелест ракиты ласкает твой слух.

Пусть снятся тебе расчудесные сны,

Пусть вестником счастья станут они.

Глазки устали. Ты их закрой.

Буду хранить я твой покой.

Все беды и боли ночь унесет.

Растает туман, когда солнце взойдет.