Незавершенная революция

Однако надежда народников на «народ», он же простой народ и в первую очередь крестьянство, не оправдала себя уже в конце XIX века. «Хождение в народ» с целью его агитации бороться за свои права не давало нужных результатов, на фоне чего происходит их эволюция под влиянием идей бланкизма к доктрине революционного авангарда — профессиональных революционеров, которые должны бороться за народ в условиях его пассивности. Это предвосхитило доктрину Ленина (чей брат, напомним, был казненным за покушение на царя народником) о создании партии профессиональных революционеров, которая, впрочем, по своим целям будет существенно отличаться от народнической.

Практическое (но не идейное!) разочарование в народе, точнее, в его готовности к борьбе за свои права, толкало революционный авангард народников на беспрецедентных масштабов террор. Эту войну не на жизнь, а на смерть с государством, войну кровавую и тяжелую для обеих сторон, будут десятилетиями — с перерывами и вспышками — самоотверженно вести сперва народовольцы, а потом их преемники эсеры.

Почему же получилось так, что при явном превосходстве эсеров в прямых акциях, героизме и жертвенности, победили не они, а куда более осторожные и циничные большевики? Причин много, и если мы попытаемся рассмотреть их тут разом, это уведет нас слишком в сторону от нашего основного повествования. Поэтому, будем делать это по частям, постольку, поскольку эти причины соотносятся с темой настоящего исследования.

Как уже было отмечено, разочаровавшись в «народе» практически, народники, те, кто остались ими (потому что, масса людей по мере этого разочарования перестали ими быть), сохраняли верность его идеалу. Конечно, так можно сказать не обо всех — среди профессиональных террористов, заговорщиков, типажи которых были описаны Достоевским, помимо провокаторов и двойных агентов, была масса чистых нигилистов, для которых целью революции был не народ, а сама революция. Но, если говорить о народничестве как об идеологии, на которую эти люди должны были опираться и которой они вольно или невольно служили, то эта идеология считала целью своей борьбы именно благо народа.

Но что такое народ? Я не зря упомянул опосредованное влияние почвенного народничества «славянофилов» на идеал последователей французского радикализма, которыми были народники. И для тех, и для других было характерно восприятие стереотипных проявлений «народности» или представлений о ней в качестве некого идеала. Общинность, мiр, вольнолюбие — именно такими представлениями о мудром народе руководствовались народники, которые видели свою миссию в одном — отнять власть у угнетателей этого народа и передать ее ему.

Совсем другая логика была у Ленина. Он не признавал никакого народа как всеобщего самостоятельного политического субъекта, считая, что реальными интересами обладают классы, которые пытаются навязать их друг другу, в том числе, под видом народных или национальных, камуфлируя таким образом их суть. Ленин в данном случае был учеником Маркса, который создал классовую методологию. Ну а что она сама, ничего нам не напоминает? Например, халдунианскую парадигму конфликта асабий, в которой тоже нет места таким идеализированным социальным конструктам как «народ» или «нация»? Есть между ними и отличия, разумеется. Концепция Ибн Халдуна родилась в до-модерный период, когда подобные общности действительно были неведомы политической истории, которая знала лишь династии и группы их сторонников или сплоченные, компактные племена. Марксистская парадигма развивается уже в условиях позднего, ускоряющегося модерна, в эпоху масс и их мобилизации, когда история творится именно апелляцией к массовым общностям — нациям и народам. И тем радикальней был классовый, партикулярный подход в этот момент, когда в отличие от раннего средневековья он фактически требовал плыть против течения.