Незавершенная революция

Весьма интересно в этом смысле еще одно показательное событие, правда, на момент его происшествия скорее символическое — восстановление Патриаршества. Оно происходит на поместном соборе, созванном церковниками в конце декабря 1917 года, то есть, в самый разгар борьбы за власть в стране. Поэтому было бы неправильно говорить, что патриаршество восстановлено большевиками, как часто делается — им в тот момент явно было не до церковных дел. Скорее, это клерикальная корпорация старой церкви, воспользовавшись эмансипацией от государственной власти, решила вернуть себе самостоятельность и субъектность, что в долгосрочной перспективе, конечно, не входило в планы «новой церкви».

Впрочем, показательно, что в итоге большевики, боровшиеся с православием (да и всеми остальными религиями) как конкурентом в борьбе за людские умы и души, признали патриаршество и решили иметь дело с ним, используя его как инструмент контроля над церковной средой. А ведь будь они действительно выразителями низовой русской религиозности, они бы способствовали децентрализации церковной среды на протестантский манер, чтобы точкой ее сборки стали советы. Но они исключают «идеологических неверных» — религиозных людей из политической жизни, централизуя их вместо этого в религиозном гетто. Это им было нужно из чисто практических соображений — для контроля над православными, который раньше осуществлял Синод, в связи с чем не желающие признавать контроль атеистической власти православные уходят в катакомбную церковь.

Итак, вся власть оказывается в руках церкви новой политической религии. Но какова же генеалогия и природа последней?

Ее цивилизационно-исторический бэкграунд запечатлен уже в подзабытом сегодня названии — марксизм-ленинизм. Марксизм был универсалистской доктриной западного происхождения и этот методологический и мировоззренческий универсализм был сохранен во всех его версиях, став основой для политического интернационализма, отдельный разговор о котором нам еще предстоит. Однако на Западе доминирующим умонастроением марксизма стал демократический эволюционизм, представителем которого в России была проигравшая версия русской социал-демократии — меньшевики, в то время как версии марксизма, победившие в незападных обществах: ленинизм, маоизм, энверходжизм, чучхе и т. д., отличались иным характером.

Впрочем, перед тем, как обратиться к этой незападной специфике, надо сделать замечание о самом западном марксизме. Возобладавшая в нем в итоге мягкая версия едва ли была безальтернативна для западного марксизма именно как марксизма, и это важно понять в контексте спекуляций о том, что де в незападных обществах просто не поняли настоящий марксизм, а на Западе его поняли и реализовали (в форме социал-демократии) как надо. На самом деле, марксистская мысль содержит в себе все необходимые предпосылки, для того, чтобы сделать из нее ровно те выводы, которые сделали незападные марксисты, доктрины которых, с этой точки зрения, не менее «ортодоксальны», чем мягкий марксизм, восторжествовавший на Западе.

Темы политической религии это касается в том числе, потому что само фундаменталистское мировоззрение научно-исторического материализма, которое является основой основ любого марксизма, имеет ярко выраженный метафизический характер. Это касается и диалектики Гегеля, которую как метод заимствовал марксизм, заменив ее идеалистическую интерпретацию — прогресса как самораскрытия духа, на материалистическую — прогресса как результата развития материи. Но как это ни парадоксально, марксова интегральная «материя», включающая в себя «ипостаси» и «бытия», и «сознания» характеризуется куда большей метафизической глубиной, чем до предела профанизированный логоцентризм Гегеля. Конечно, не хотелось бы скатываться в конспирологию, но в этом месте вряд ли будет правильно пройти и мимо бэкграунда самого Маркса — внука раввина, который, вполне возможно, мог быть причастен к традиции иудейского эзотеризма — каббалы, что может объяснить метафизическую глубину этой доктрины, совершенно нехарактерную для рационалистического умонастроения Запада того времени. Именно наложение друг на друга этих парадигм — мистическо-метафизической и профаническо-рационалистической и могло дать эффект, который в известных кругах определяется как «контр-инициация», что уже является темой для совсем иного разговора…

^{Карл Маркс (фото)}

Впрочем, определенное отношение к нашей теме эта проблема имеет. Этот контр-инициатический посыл марксизма наиболее отчетливо выразился именно в его радикальных версиях, которые первоначально дали о себе знать и на Западе, главным образом, в подходящей для этого стране — Франции. Именно здесь возникла Парижская коммуна, вдохновившая Маркса назвать свое учение коммунизмом, при том, что практический французский коммунизм опирался на традиции якобинства и бланкизма.