Незавершенная революция

Ленин — не «пророк» коммунистического «бога», вещающий откровениями, а харизматический «клирик», которому приходится формировать «ортодоксию» в постоянном разоблачении «еретиков». «Есть в Ленине керженский дух, игуменский окрик в декретах, как будто истоки разрух он ищет в „Поморских ответах“», — писал об этом Николай Клюев, но принципиальная разница заключается в том, что русское староверие в итоге как раз эволюционировало в национальную сетевую систему, что особенно ярко проявилось в его беспоповских согласах, в то время как Ленин создал мегаломанскую вселенскую «церковь» римского типа. Ленин в общем-то и держал солидную интеллектуальную планку «вселенской церкви», подразумевающую свободу дискуссий, которые чрезвычайно любил и использовал как средство утверждения своей «ортодоксии». Другое дело, что вел он их на полное морально-интеллектуальное уничтожение противника. При этом физически Ленин уничтожал противников все же не за их идеи, а только за их дела, то есть, противодействие его революции. Таким образом политическое насилие у него было еще отделено от идейного насилия, и если первое уже было массово-физическим, то второе скорее моральным. Но грань была весьма тонка, и на практике, конечно, начала стираться уже при нем, а если еще поддерживалась то только благодаря тому начавшему таять европеизированному культурному слою, представителями которого были и сам Ленин, и первые русские марксисты-ленинцы.

За ними, однако, уже шли те, кому их революция, по идее и должна была открыть дорогу — «широкие народные массы». Для их представителей дискуссия и ее свобода уже не представляли собой никакой ценности, а уничтожение оппонента понималось и чаялось как полное и физическое. Новым «папой» этой «вселенской церкви» после Ленина станет закомплексованный «варвар», плохо владевший даже ее «латынью», уже не говоря о догматике, и испытывавший к подобным дискуссиям отвращение. Поэтому, опираясь на таких же как он, он запускает конвеер Инквизиции, искореняющий все, что способно иметь свое мнение и отстаивать его в свободных дискуссиях.

Само ядро «ортодоксии», сформированной еще Лениным, конечно, остается и используется и при нем, но совершенно начетническим образом, что лишает ее возможности развиваться и адекватно реагировать на мировые интеллектуальные вызовы. Впрочем, ее новым последователям это будет и не нужно, вследствие чего интеллектуальная составляющая марксизма-ленинизма начнет все больше выхолащиваться и замещаться культовой — созданием массовых ритуалов и обрядов новой «религии».

16. Интернационализм, империя, идеократия

Одним из результатов интеллектуальной примитивизации марксизма-ленинизма, начиная со смерти Ленина и далее по нарастающей вплоть до позднесоветских времен, стала мгновенная утрата понимания его базовых постулатов в считанные годы после крушения СССР. В частности, это касается такой его базовой категории как коммунистический интернационализм, смысл которой сегодня уже мало кому понятен.

Для большинства постсоветских людей, причем, не только его противников, но и его «сторонников» (которые по отношению к его реальному содержанию от первых могут не отличаться), характерно его понимание как дружбы людей разных национальностей главным образом внутри одной страны, максимум — как абстрактной «дружбы народов». В первом случае такой «интернационализм» оказывается фактически расширенным национализмом, только не этническим, а государственным, во втором — своего рода проявлением гуманизма.

Меж тем, напомним, что марксизм-ленинизм не признавал ценности абстрактных народов и исходил из приоритета классовых интересов и классовой борьбы над национальными. Соответственно, для марксиста-ленинца не русские должны дружить с евреями и грузинами или с немцами, а русские пролетарии с еврейскими, грузинскими и немецкими пролетариями, чтобы вместе бороться против русской, еврейской, грузинской и немецкой, в конечном счете — мировой буржуазии.

Далее, при том, что Ленин на словах признавал право нерусских народов России на национальное самоопределение, к чему мы вернемся чуть позже, главным адресатом его интернационализма были не они. Ленин все же был представителем европейского интеллектуального пространства, в котором и тогда, и сейчас — за вычетом таких случаев как колониальные империи — нации понимались как страны. Поэтому ленинский интернационализм был ориентирован не на дробление России или копошение в ее национально-племенных проблемах, а на объединение с трудящимися и представляющими их политическими силами других стран.