Нездешние

Первый случай произошел около полугода назад (не могу вспомнить даты), когда мы до позднего вечера задержались в испытательной камере, разбираясь со статистической картиной, не отвечавшей нашим ожиданиям. Мистера Хелма при этом не было – только д-р Бинтли, д-р Альварес и я. Мы с д-ром Альварес ненадолго оставили д-ра Бинтли одного, чтобы прогуляться по кабинетам, размышляя о причинах затруднений, и вернулись, когда пришли к мысли, показавшейся нам плодотворной (рад заметить, что она действительно оказалась весьма плодотворной). Но, подходя к камере, мы услышали возбужденный голос мистера Бинтли. Заглянув внутрь, мы увидели, как он размахивает листками со статистикой и вслух гневно обсуждает результаты, клеймя воображаемых слушателей невеждами, ничего не понимающими в деле (припоминаю, что позже он называл их «они»), притом что он уже четыре часа пытается объяснить, о чем речь. Когда в дверях появилась д-р Альварес, он с удивлением взглянул на нее и спросил, как это мы «так быстро управились» и зачем переоделись. Мы с д-ром Альварес растерянно напомнили ему, что вышли только прогуляться ненадолго и вовсе не переодевались, после чего д-р Бинтли озадаченно уставился на дальнюю стену, словно ожидал кого-то там увидеть. Никого не обнаружив, он как будто встревожился и предпочел на этот вечер закончить работу, что мы сочли очень благоразумным.

Этот случай расстроил меня гораздо сильнее. После обычной утренней медитации на вершине горы я, спустившись, застал д-ра Бинтли громко и с большой тревогой кричащим на д-ра Альварес. Крик привлек внимание других работников, они стали перешептываться и суетиться, как, полагаю, это свойственно подобным людям. Однако, увидев меня спускающимся в халате по лестнице, он выпучил глаза и едва не лишился чувств. Мы немедленно отвели его в медицинский кабинет. Д-р Бинтли очень неохотно обсуждал тот случай. Наедине д-р Альварес сообщила мне, что он выбежал из камеры с воплем, что я – именно я – попал в беду. В панике д-р Бинтли не сумел внятно объяснить, что за беда меня постигла, но могу заверить, что я в это время спокойно сидел на плато, занимаясь дыхательными упражнениями.

В конце концов мы добились от него правдивого ответа – или ответа, который он счел возможным нам дать. Он заявил, что работал над данными с линз, когда камера вдруг наполнилась криками. Потрясенный, он вскочил и увидел – право, мне его жаль – меня, Ричарда Кобурна, в рваной одежде, обросшего бородой и выкрикивающего раз за разом: «Планка!» После чего я, по его словам, внезапно исчез.

Но это несравнимо с последующим его поступком, который, прими я его всерьез, по-настоящему рассердил бы меня. Потому что он, по-видимому, прятался

____________________

____________________

____________________

____________________

____________________

____________________

Грустно видеть, что наша работа так сказалась на рассудке д-ра Бинтли. Я подал прошение о его переводе и, как ни огорчительно это для меня, не жалею о своем решении. Удалив его с участка работ (быть может, только на время, поскольку он ценный сотрудник), мы, возможно, спасем его душевное здоровье.

Между тем д-р Альварес остается самой доверенной и ценной из моих коллег. Мне известно, что в прошлом у нее возникали затруднения (она немножко переоценивает подробности и зачастую не видит леса за деревьями), но это в прошлом, а в последние месяцы она как нельзя более увлечена нашими исследованиями. Говорю об этом, сознавая, что, поскольку д-р Альварес непосредственно участвовала в происшедшем, подозрения падают главным образом на нее. Однако ее присутствие было настолько случайным (полагаю, вы видели отснятую пленку), что я не допускаю мысли о ее преднамеренном участии в произошедшем.

____________________

____________________

____________________

Факты просты.

Вечером в понедельник доктор Альварес проводила последнюю проверку аппарата с линзами. Это стандартная процедура, после чего мы всегда запираем камеру.

Примерно на четвертой минуте проверки она принялась отключать записывающую аппаратуру.

Вскоре после этого произошел энергетический всплеск в питании линз. Об этом нам известно из данных системы мониторинга питания. Я настаивал на ее установке (и теперь все признали, что это было разумно). Всплеск длился чуть более сорока секунд.

На третьей секунде этого всплеска пластины линз развернулись на целых двадцать три градуса по часовой стрелке. Затем они остановились.

Всплеск после этого продержался еще девять секунд.

Собственно, это все, что нам известно, хоть и не много. Люди болтают о полученных данных, и, хотя запись намекает на возможность устойчивой ссадины,

____________________

____________________

____________________

Очевидно, им нельзя доверять, поскольку данные получены в момент сбоя (на мой взгляд, маловероятно) или саботажа оборудования (что мне представляется гораздо более вероятным).