Нездешние

МАЙКЛ ДЕРН: А. Кажется, там шла речь…

ЭРИК БИНТЛИ: Об углах. Что там по углам.

МАЙКЛ ДЕРН: Верно.

ЭРИК БИНТЛИ: Но вот… это сравнение с окошками неточное… линзы работают не так, но я тогда задумался, нет ли где дыры, которой мы не сумели измерить, просчитать, и если такая дыра есть, что еще может в нее залететь?

МАЙКЛ ДЕРН: Вы говорите как…

ЭРИК БИНТЛИ: Да, я уже упоминал. Стивен.

МАЙКЛ ДЕРН: А он… он вам все рассказал, Эрик? Потому что мне Стивен рассказал все. Как-никак, к Дику он обратиться не мог, вот и пришел ко мне. И наговорил черт знает что. Бред. Это был чертов бред, Эрик. Он сказал: линзы – это окна, и за ними кто-то есть. Вот что он мне сказал. Сказал, из-за них кто-то смотрит, а потом – клянусь, что не выдумываю, он так и сказал, поправился и сказал: «Или что-то». Он ни хрена не шутил. И вот это вы хотите поддержать, Эрик? Серьезно, под запись, обсудить со мной, вышвырнуть карьеру на такую фигню?

ЭРИК БИНТЛИ: Не знаю. Я видел, что видел. Никуда не денешься.

МАЙКЛ ДЕРН: Господи.

Молчание.

ЭРИК БИНТЛИ: Они ведь установили периметр? Ведут поиск? Сигнал всем постам, да?

МАЙКЛ ДЕРН: Насколько я знаю, да. Потому никто еще и не отдал нам распоряжений. Ищут ее.

ЭРИК БИНТЛИ: Я почему спрашиваю… я думаю, она перед уходом основательно подправила линзы.

МАЙКЛ ДЕРН: Как подправила?

ЭРИК БИНТЛИ: Не знаю. Меня в последнее время особо к линзам не подпускают. К тому же… мне всегда было до нее далеко.

МАЙКЛ ДЕРН: Вы уверены? Что она что-то поменяла?

ЭРИК БИНТЛИ: Твердо уверен.

МАЙКЛ ДЕРН: Ну… так ее и так… Будем надеяться, что не слишком серьезно.

ЭРИК БИНТЛИ: Дик с этим разберется.

МАЙКЛ ДЕРН: Да. Да. Дик – голова. Господи…

qqqЗвуковая дорожка к видеозаписи

qqq (видео отсутствует)

qqq13 мая 1983 года

Гулкие шаги.

Неопознанный голос 1: Скорее! Идите сюда!

Неопознанный голос 2 (Ричард Кобурн?): И так спешу. Надо было меня предупредить…

Неопознанный голос 1: Я предупреждал. Два дня назад.

Вероятно РИЧАРД КОБУРН: Я даже не…

Неопознанный голос 1: И не только я. Теперь уж все равно. Идите, посмотрите.

Грохот, скрип, возможно дверных петель.

Неопознанный голос 1: Здесь всё.

РИЧАРД КОБУРН: Непременно надо добираться до?…

Неопознанный голос 1: Да! Идемте. Залезайте по трапу, вы первый.

РИЧАРД КОБУРН: Ох, я же…

Шорох, грохот…

Помехи.

Неопознанный голос 1: Уверены, что линзы включены?

РИЧАРД КОБУРН: Абсолютно. По графику до конца опыта еще пятнадцать минут, так что…

Неопознанный голос 1: Хорошо. Тогда все точно выстраивается. Я только…

Шорох.

Неопознанный голос 1: Толкайте!

Скрип петель.

РИЧАРД КОБУРН: Боже, ну здесь и холод. Я не…

Потрескивание.

Неопознанный голос 1: Видели?

Шум ветра.

Неопознанный голос 1: Да… вот, вот оно.

Молчание.

РИЧАРД КОБУРН: Ну, я вам скажу…

Неопознанный голос 1: Да уж. Господи…

Молчание.

РИЧАРД КОБУРН: Это зарницы.

Неопознанный голос 1: Нет.

РИЧАРД КОБУРН: Нет?

Неопознанный голос 1: Нет. Мне случалось видеть зарницы – они совсем не такие.

РИЧАРД КОБУРН: Что тогда?

Молчание.

Неопознанный голос 1: Сейчас ударит молния. Ага. Я даже не знаю, когда это началось. Пол случайно заметил. Синоптики об этом молчат.

РИЧАРД КОБУРН: Странно, что так беззвучно.

Неопознанный голос 1: Да уж.

Молчание.

Неопознанный голос 1: Так что нам делать?

Молчание.

Неопознанный голос 1: Так что нам делать?

Молчание.

Белый шум.

Нездешние

Глава 31

Мона слушает шорох пустой ленты. Ей с каждой записью, с каждым документом становилось все хуже и хуже, но только в эту минуту, слушая, как Кобурн молча смотрит в пронизанное молниями небо, она по-настоящему начинает понимать, что здесь произошло.

Она жмет кнопку «стоп». Громко щелкнув, магнитофон останавливает прокрутку.

Мона откидывается назад. Живот свело в узел, и затягивается он все туже. Ей достались лишь обрывки случившегося, клочки разговоров, заплатки докладов, но она чувствует, как подступает понимание. Только оно ей едва ли по силам. Слишком огромно, слишком удивительно, слишком невероятно.

Ей вспоминается слово «панмерный», и Мона ищет связь. Вспоминает, как миссис Бенджамин, доставая свои зеркала, бормотала (с презрительной усмешкой), что в Кобурнской ничего стоящего не добились. Вспоминает сказку Парсона о птенцах, слетевших из гибнущего мира на вершину горы. И вспоминает, как мать шептала ей на ухо, что она не отсюда, она из дальних-дальних мест и однажды вернется за своей девочкой, чтобы унести ее домой…

Снова громкий щелчок. Подскочив, Мона озадаченно разглядывает магнитофон. Ни малейшего движения. Однако щелчок был явно металлический.

Оглянувшись через плечо, она видит, что кто-то, стоя в дверях, тычет в нее чем-то очень большим и блестящим, и соображает, что щелкал никак не магнитофон.

– Привет прекрасной даме, – слышит она.

И машинально выпрямляется, напрягшись.

– А-га, – продолжает голос. – Вот так и сиди. Терпеть не могу, видишь ли, делать гадости. А штуковина, которая смотрит тебе в спину, только гадости делать и умеет.

Мона это видит и сидит неподвижно.

– Руки, – небрежно напоминает голос. Звучит так, будто времени у него вагон.