Читаем Нездешний человек. Роман-конспект о прожитой жизни полностью

В кармане куртки я обнаружил лимонную косточку. И как она туда попала? Каким ветром её занесло? Я, вообще-то, клал в карманы всякую дрянь и никогда её не выбрасывал. Катя меня корила. Здесь же, чтобы убить время и дождаться Олю, я стал перебирать содержимое. Медяк на метро, билетик на троллейбус, чек из продовольственного магазина, ржавый гвоздь, пивная крышка, ржаная корка... И вот — лимонная косточка. Я обошёл сад, лимонного дерева там не росло. Была не была! Я воткнул косточку в землю. Вдруг она прорастёт? Оля станет поливать деревце, и оно даст плод! А когда я приеду, мы будем сидеть в саду и гонять чаи со своим лимоном. Как всякий русский человек, я никогда в жизни не видел лимонного дерева. А вдруг повезёт, и Оля испечёт лимонный пирог?

Мне хотелось, чтобы ученики поскорее ушли, и это было заметно. Я заходил в дом, глазел в окно. За стенкой напрягались глаголы, обретали краску определения, скучные вещи получали род. Вяли уши. Доносились и далёкие голоса героев прошлого и нашего времени. «Погиб поэт — невольник чести. К нам едет ревизор! Если бога нет, тогда всё позволено». Классика без примеси ностальгии, ненавистные сочинения. В носу щекотало от литературных молекул. Желая обратить на себя внимание, я чихал. Получив очередную порцию знаний, ученики растворялись посреди водной глади. И тогда я выпаливал те слова, которые успел накопить за день. Стихов бьио много, я не давал Оле опомниться. Она же развешивала листочки со стихами по стенам.

г

Почерк у меня всегда был неразборчивый, но всё равно получалось красиво.

Я сотрусь как ворс о твои колени.

Я стеку как воск к подножью свечи. Прибывает мой голос, повторяя как цлющ разветвления древа, пробивая как хмель сгусток листвы.

Уходя на восток, не становишься ближе ни к солнцу, ни к звёздам. Не доплыть до заката.

До рассвета можно только дожить.

Электричества на остров переброшено не было, так что вечерами мы и вправду зажигали свечи. Конечно, лектору следовало бы смотреть по телевизору последние новости, чтобы быть в курсе текучих новостей, но мне хватало и здешних событий. А накопленных за долгие годы политических знаний вполне достаточно для тёмных сельчан — так беспечно я думал.

Экзамены в школе близились, Ольга Васильевна практиковала индивидуальный подход. Это требовало времени, которое я считал своим. Видя моё недовольство, Оля грустно заметила: «Ты людей любить не умеешь, только природу». Наверное, а может, и наверняка, именно так и обстояли дела. Оля вообще была святая. Понимаете, как ей было трудно со мной? Не говорю уж о том, как мне было с ней трудно. Я иногда ощущал себя виноватым. Но, разумеется, ненадолго, любовь перебивала другие чувства. Оля и вправду была святая — обратить меня в свою человеколюбивую веру она не хотела, она хотела, чтобы я оставался самим собой. А может, знала, что святого из меня никогда не выйдет. Да, разумеется, человеколюбия мне не хватало, но Олю-то я любил. Несмотря на прошедшее время, это и сейчас ясно. Мне хотелось знать её всю — со всеми потрохами.

Как в яблоке янтарном угадываются зёрна, в тебе просвечивает лоно. Лирика сосудов, поэма почек, дар любви понятны лишь тому, кто заполняет книгу бытия, о жизни будущей понятья не имея.

Садовник сад растит, и замысел становится честнее. Когда плоды не рвут, деревья забывают, зачем они цвели.

«Странно! Жили-жили и были чужими. И откуда ты такой взялся?» — продолжала Оля прерванный разговор.

— А ты лишнего не думай, будь, как в раю, моя радость.

Я вспомнил про агронома из поезда. Наверное, в раю тоже бывают зоны с разным устройством. В том числе и такие, где похмеляться не требовалось.

— Да, я думаю о тебе больше, чем о смерти. А про географию рассуждать больше не стану, история намного важнее. История — это дующий в твою сторону ветер.

Оля стихов не писала, она их произносила, я подхватывал.

— Именно. Разделённая история равняется её умножению. Разве не так?

— Не забывай про сумму прожитого врозь времени. И сколько нам надо ветра для счастья, по твоему мнению?

— Вся жизнь. В нашей с тобой истории она победит географию, уж ты мне поверь.

Сказав так, я и сам поверил. Настоящее чудо. Только не отступать!

Оля дала мне воздуху, но сейчас посадила на землю: «Время не уродует только тени. Его не победить, уже снова темнеет, скоро лекция. Я и корзину с гостинцами для слушателей приготовила. Лимонная косточка проросла, я полила побег. А от ветра у тебя слезятся глаза. Это проверено».

Солнце и вправду сползало к горизонту. Я со скрипом поднялся с усталой постели; недовольно щёлкнул замками, раскрыл чемодан, взглянул в подробный конспект, составленный Иван Иванычем. Опять Пиночет! Снова договор по ограничению стратегических вооружений...

Перейти на страницу:

Похожие книги

Женский хор
Женский хор

«Какое мне дело до женщин и их несчастий? Я создана для того, чтобы рассекать, извлекать, отрезать, зашивать. Чтобы лечить настоящие болезни, а не держать кого-то за руку» — с такой установкой прибывает в «женское» Отделение 77 интерн Джинн Этвуд. Она была лучшей студенткой на курсе и планировала занять должность хирурга в престижной больнице, но… Для начала ей придется пройти полугодовую стажировку в отделении Франца Кармы.Этот доктор руководствуется принципом «Врач — тот, кого пациент берет за руку», и высокомерие нового интерна его не слишком впечатляет. Они заключают договор: Джинн должна продержаться в «женском» отделении неделю. Неделю она будет следовать за ним как тень, чтобы научиться слушать и уважать своих пациентов. А на восьмой день примет решение — продолжать стажировку или переводиться в другую больницу.

Мартин Винклер

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза