Нездешний человек. Роман-конспект о прожитой жизни

Декламируя это короткое стихотворение, я смотрел на Заиньку. А на кого ещё мне было смотреть? Не на Котика же. Оли тоже поблизости не было. На первом слове Заинька вопросительно дернулась, на последнем же возопила: «Сексуальный маньяк!» Котик же посмотрел на меня так, будто сейчас мне глаз то ли выцарапает, то ли выклюет. «Это я насчёт премии беспокоюсь, я от души творил», — хотел объясниться я, но не успел. Заинька встала на задние лапки, пошарила в буфете и извлекла деньги. «Надеюсь, хватит?» — с издёвкой спросила она и развернула меня испепеляющим взглядом по направлению к двери. Вдогонку я услышал: «Вот тебе и хвалёная „Выжженная земля". И этот на лапу требует. А ещё называется маньяк».

Я вышел из квартиры и прочёл на медной табличке: Ябеджебякин. Тот самый. Который отвергал мои стихи, посланные в газеты и журналы. Ошибки быть не могло — фамилия редкая, внешность неприятная. На секунду мне показалось, что именно таким я его себе и воображал в молодости. Но это было не так. Я воображал его жирным, а этот оказался худее меня. Я думал, что у того воняет изо рта, а от этого пахло свежим одеколоном. Тому я хотел плюнуть в рожу, а этого я избавил от тараканов и получил денег. Оплёванным чувствовал себя я. А про Заиньку я вообще никогда ничего не знал и не думал.

По Вшивой Горке я поплёлся к метро, меня ждал следующий заказ. Глаза слипались — ночью читал. По пути боялся, что Заинька накатает жалобу и назовёт сексуальным маньяком. У меня уже бывали производственные неприятности. Гашиш организовал бизнес так, как его учили: каждый следил за каждым. Вот ему и доложили, что у меня в окне ночью горит свет. Действительно, я ночами читал — днём занимался убийством. Гашиш назначил мне встречу—причём не в покойном офисе, а на улице, где перекладывали асфальт. Отбойные молотки стучали в висках. «Зато не подслушают!» — довольно сказал Гашиш. Потом приступил к делу: «Ты уж меня прости, но я обязан тебя предупредить. В твоём договоре сказано: ликвидатор должен быть утром свежим, ему следует как следует выспаться. Всё-таки мы имеем дело с ядами. Вот я и организовал тотальную слежку — чтобы люди ночью водку не пили, не пялились в телевизор. Я тебя понимаю, тебе от вредных привычек уже не избавиться, но наружка не должна об этом знать. А не то другие разбалуются. Но ты у меня — случай особый, я тебя неизвестно за что люблю и лично тебе разрешаю ночами книжки читать. Только ты будь хитрее. Как пробьёт полночь, гаси в комнате свет, а сам иди в сортир, там наслаждайся словесностью хоть до утра. С улицы свет в сортире не виден, я сам проверял». После этого разговора я так и поступал, хотя мне это было неприятно. Только читал не в туалете, а в ванной. Всё-таки там просторнее. Отворачивал потихонечку кран и воображал, что сижу на берегу прохладного ручья. Получалось. Иногда мне даже мерещилось, что ранние птахи поют.

Я морил тараканов, они падали с потолка и хоронились в моём синем рабочем халате, нижнем белье, я приносил их домой, они размножались. С клопами — та же история. Кому это может понравиться? Тем более что от меня несло химикатами, от которых Нюшенька кашляла, а от её кашля мы с Катей впадали в страшную панику. Я тоже стал кашлять, но взрослый кашель не вызывает сильных эмоций. К тому же Катины родители уже скончались. Тесть — оттого, что страна сменила флаг. Посудите сами, что красивее: уникальные серп с молотом или три разноцветных полосочки? Порядок следования этих полосок он запомнить не мог. То ли Франция, то ли вообще Кока-Кола. Что до тёщи, то она умерла от скуки. Овдовев, она заскучала, даже Нюшенька её не радовала. Оказалось, что она любила не либералов и трусы в цветочек, а коммуниста-мужа.

Зачем Кате с Нюшенькой было здесь оставаться? Не из-за меня же. Конечно, там было лучше. В том числе и Нюшеньке, она была молода и красива, ей хотелось неизведанного. Тем более что звёздно-полосатый флаг легко узнавался. Катя устроилась в США горничной в отеле, Нюшенька проявила инициативу и шила недорогие свадебные платья для правоверных евреев, православных и атеистов. Вот и ладно, руки-то у неё золотые.

Я же уезжать не хотел. Уж я-то знал, что за достопримечательностями не спрячешься, что перемещение в пространстве не решает проблем, а только создаёт новые. Я хотел видеть из окна прежний пейзаж, будь он неладен. С моего балкона был теперь виден Измайловский лес. Ввиду антропогенной нагрузки почва твердела, трава там росла всё хуже и жиже, но с восьмого этажа этого не было видно. В стае я жить не мог. Ни в той, которая осталась, ни в той, которая перебралась в другие угодья. Ни тем, ни другим я не дамся ни мёртвым, ни живым — так я думал. Конечно, это было сильное и ни на чём не основанное преувеличение. Я не хотел жить в эвакуации, умирать в эмиграции. Впрочем, меня туда и не звали. Жаль, что Нюшенька меня с собой не взяла.