Нездешний человек. Роман-конспект о прожитой жизни

В этом мире родней материнского молока ничего не сыщешь. Разбавить его физиологически невозможно. Дальше будет жиже. Потому позабудь его вкус. Учись дуть на воду.

Как увидишь мяч, бей не пыром, а «сухим листом». В этом мире редок случай, когда в небеса попадают прямой наводкой. Угодишь на звезду, где тебе будут не рады. Держи порох сухим, чтоб от тебя не осталось мокрого места. Это нам надо, сынок?

Из всех видов транспорта предпочтительней ноги. Песок и глина различны на поступь.

Дело не в скорости передвижения, а в том, чтобы успеть посмотреть в глаза своему народу. Тогда узнаешь — что, когда и почём.

Люби родину, но без ложного патриотизма.

Очень прошу: не мешай пиво с водкой. Закусывай огурцом. Это не повредит.

Люби многих, но ищи одну, что без тебя родить не сможет. Никогда не говори: «Хочу!» Этот кусок не впрок, боком выйдет. Если и вправду хочешь — тогда возьми. Разломи пополам. Не ленись.

Дальше будет голоднее, но лучше, сынок.

Мать моя умерла...

Мать моя умерла. Она не покупала мороженого ни мне, ни себе, она копила деньги всю жизнь, но они в одночасье всё равно рассыпались в прах, а она поскользнулась от огорчения на банановой кожуре, сломала шейку бедра, перелом не срастался, я её ворочал, сознание пропадало. Иногда возвращалось: «Не хочется умирать, а надо. Никто за меня не умрёт». Чтобы она не отвыкала от людей, я читал ей вслух. Не думаю, чтобы она хоть что-нибудь понимала. Впрочем, так же как я. Поэтому я читал что попало, просто буквы. Очнувшись, мама спрашивала, стоит ли запятая на правильном месте. Если она не стояла, она с осуждением морщилась. А про орфографические ошибки и говорить нечего. В нынешних издательствах книги вычитывались отвратительно, так что поводов для недовольства находилось много. Я держал маму за руку, а она смотрела свои сны. Утром она рассказала: «Ты был такой маленький и пошёл один за грибами. Нет тебя и нет. Я в лес побежала. Искала-искала, вот и нашла. А ты стал уже взрослый. Хорошо, что я ещё на своих ногах. Я тебе связала шерстяные носки. Наверное, маловаты. Ты уже вырос». Снова заснула и уже не проснулась. Я купил бутылку вина, достал свой ножичек, ввинтил штопор в пробку, стал тащить, но тут он сломался. Металл устал, никто ему не судья.

Бродский тоже умер. Говорят, легко. Говорят, что лежал на полу, улыбался. Но умер он слишком рано, не дожив до зрелости, до простоты. Мне было жаль. И его, и что так получилось. Жить нужно долго. В выводах я был, как и прежде, силён. Как-то разом все люди сделались моложе меня. Дело было, конечно, не в них, а во мне. Когда остаёшься один, стареешь быстрее. Я стал всем неуважительно «тыкать», в том числе и себе. Познакомиться, что ли, хоть с кем-нибудь? Желательно помоложе меня, с какой-нибудь женщиной средних лет. Мы познакомимся, она меня полюбит, я умру раньше её и не буду мучиться от потери. Пускай она слёзы льёт, мне уже надоело.

Выпивая в одиночку, пьянел я тоже сильнее обычного. В компании спиртное так не забирает, хмель вылетает из головы вместе со словами, пропитавшимися винным угаром.

Мы виделись с Гашишом редко. Зато, видя моё бедственное состояние, он предоставил мне отпуск. «Гуляй, сколько хочешь, хоть пожизненно. Дела на подъёме, деньги есть, твоих тараканов убьют другие. Повесь противогаз на гвоздь, попиши стихи, подыши воздухом, а не ядом. Нужно бы мне с тобой поехать в Грабовец, как ты ездил со мной, чтобы меня отпустило. Но дела держат, ты уж меня извини». Поэтому мужская дружба получалась у меня только с компьютером. Шарил в Интернете, искал сведения о своих давних знакомых, но ничего не находил. Мне-то они казались людьми интересными, но другие так не считали.

Гашиш был человек добрый, но к этому времени у него поехала крыша. Подумав, что слежки для укрепления корпоративного духа недостаточно, он велел мне сочинить гимн фирмы. «Ты же у нас поэт», — веско сказал он. Что тут возразишь? Сочинение и вправду не отняло у меня много времени. Я вспомнил, что в кружке географии мы перед началом занятий тоже пели. Вспомнил и опыт Васи-переплётчика по порче советских песен. Вот я Гашишу на следующий день и спел:

Шагай вперёд, ликвидаторов племя,

Шути и пой, чтоб улыбки цвели, Мы истребляем тараканово семя, Не отдадим им ни пяди земли.

Назад подавайся, клоповная нечисть, Кровь стариков и младенцев ты не соси. Встаёт впереди счастливая вечность, О радости той ты нас попроси.

Гашишу гимн понравился. Он только спросил: «А это ничего, что у тараканов не семя, а яйца?» «Ты мысли аллегорически», — посоветовал я. Гашиш не стал со мной спорить. В общем, с утра мы теперь строились в линеечку и горланили. Мне даже нравилось — напоминало о счастливом детстве. Мне было приятно, что мой талант нашёл практическое применение.