Дети съезжали с горок, образованных комьями мёрзлой земли. Это было привычно, но съезжали они не на заднице, а на жалком пластмассовом поджопнике, который они именовали ледянкой. Но им всё равно было, похоже, весело, на глазах они прибавляли в румянце и, возможно, в росте. Наверное, оттого, что они не знали в прошлом лучшей жизни. Пацаны постарше размахивали газетами и бежали взапуски по промерзшей равнине. От них несло ментоловой жвачкой. «Серийный вампир, блин, оказался девственником! Откровения звезды, оказавшейся насильником в маске! Роспуск Думы! На хрена нам рынок? Террористов — к стенке! Патриотов — к ответу!» Пар вырывался из их простуженных и залужённых свинцом глоток. Лучше бы они, горячего чаю, что ли, напившись, время коротали за шахматной доской. Больше толку для мозгов бы было, а не то последние морозом выветрит, слово «цугцванг» наверняка впервые слышат. Вот подбежал к самому уху очередной недоносок, нос — красен, сопля — зелена, голова — непокрыта: «Слушай, дед, шапку продай! Страна-то у нас холодная! Всё равно тебе на помойку пора!» Он был похож на того огрызка из бывшего времени, который требовал с букиниста Александра Николаевича полновесный советский рубль.
Как же, продам тебе! Этой собачьей ушанке сносу нет и не будет! Вали отсель, сынок-сосунок! Да глазами не зыркай, подонок, слушайся старших! Страна-то у нас холодная, да только дураков в ней нет! Вспоминая лингвистические уроки Александра Николаевича, я говорил именно так, но только намного грубее.
Подонок покрутил пальцем у своего беззащитного виска. А имел он в виду, между прочим, меня. Достал из-за пазухи револьвер и крутанул барабан. Дохнуло уже не ментолом, а подземельем. Чтобы перебить запах, я развернулся и пошёл. Шаги были неверными, я боялся поскользнуться. Но ничего, не упал, испытание выдержал. Хотел было напоследок крикнуть: «Как же, испугал бабу хуем!» — но сдержался, только в уме пробормотал. Я не узнавал города, город не узнавал меня. Я был самым старым в нём и ощущал себя мумией. Хотел заплакать хлёсткой слезой, но сдержался, только высморкался. Зажал двумя пальцами нос и ударил соплёй о снег. За время полёта она успела превратиться в ледок. Только меня и видели.
На Большом Каменном мосту двое молодых людей предложили мне сигануть в Москва-реку «ради остроты ощущений и всего за десять тысяч». Вежливые, одеты бедно, даже представились: «Акулов и Степура, студенты мостостроительного факультета, мы вас потом спасём, между сессиями прыгаем с десятиметровой вышки». Очереди к ним я не заметил. Я посмотрел вниз, вода от канализационных выбросов была чёрной и скользкой, голова закружилась. Я прислонился к парапету и не подал виду. Веско спросил: «А на хрена? Я и без денег прыгну». Ребята заволновались, но тоже не подали виду. Акула со Степурой грозно сказали: «Нельзя, зарежем,
Холодный воздух требовал калорий для прогрева организма. Хорошо, что мне вовремя попался по пути магазин здоровой пищи. Назывался «Мантра». Небольшое кирпичное здание с двумя отдельными входами. По этому признаку было легко догадаться, что раньше там размещался общественный туалет. Холодно было, вот и захотелось сала с чёрным хлебом, вот я и заглянул. Мне показалось, что сало с чёрным хлебом будут как раз полезны моему озябшему телу. В магазин я зашёл с правого входа потому, что именно на этой двери застыла литера «М».
В помещении не топили. Возможно, поэтому покупателей не было. Я тоже поёжился. За прилавком стоял жирный йог в буддийском жёлтом балахоне. Волосы до пупка, борода до колен, серьга в носу, в заплывших глазах — православный блеск. Полки — шаром покати, но на каждой начертано нечто полезное для здоровья. «Сало напрягает печень». «Чёрный хлеб вызывает изжогу». «Курение убивает человека и старит ему кожу». «Икра осетровых рыб повышает артериальное давление и забивает чакры». «Соль — белая смерть, отягчает карму». «Водка разрушает сердце, семью и портит картину мира». «Свежие овощи грозят поносом». «В варёных овощах — дефицит витаминов». «Колбаса приводит к обессыриванию организма». «Пережёвывая яблоко, помни о первородном грехе». Ну и так далее.
И только на одной полке стояли пирамидкой настоящие консервные банки. Я было обрадовался, ибо принял их за частик в томатном соусе.
«Как идёт бизнес?» — вежливо поинтересовался я. Йог откашлялся и поправил крест на груди. «Ты что, немой?» — не унимался я. Йог ответил улыбкой Моны Лизы, отрицательно помотал головой, волосы пришли в колебательное движение и на секунду скрыли лицо. Тем не менее мой общезамшелый вид явно произвёл на него впечатление. «Водки не держим!» — твёрдо произнёс он. Сказано было в поддых. «Тогда дай мне вот того», — уже невежливо ткнул я указательным пальцем в сторону пирамидки.
«Вам праны или манны? — подобрел сиделец и неожиданно почесал ногой за левым ухом. — Волосы в ушах растут, чешется, я в прошлой жизни собакой был, не мылся давно, карма у меня никудышняя», — пояснил он.