Неземная

Я прокручиваю в голове последнее видение. И от яркого воспоминания, как его горячая рука прижималась к моей щеке, у меня все сжимается в груди. Я закрываю глаза. И проклинаю тепло, которое зародилось в животе. Проклинаю видения, которые подталкивают меня неизвестно к чему.

Звонит мой сотовый. Это Анджела.

– Только ничего не говори, – подняв трубку, произношу я.

На другом конце повисает тишина.

– Ты здесь?

– Ты же сама велела мне ничего не говорить.

– Я имела в виду про вчерашний вечер.

– Ладно. Тогда поговорим о другом. Мама решила поставить мюзикл «Оклахома!» этой осенью в «Подвязке». И я всячески пытаюсь ее отговорить. Да кто слышал об этом мюзикле в Вайоминге?

– Все только об этом и говорили, да? – спрашиваю я. – После того, как мы ушли.

Она замолкает на минуту, а затем меняет тему:

– Сегодня хорошая погода. На улице словно лето наступило.

– Анджела.

Она вздыхает.

– Да, – признается она.

С моих губ срывается горестный стон.

– И конечно же, все считают меня полной идиоткой, верно?

– Ну, я могу говорить только за себя.

Уверена, она сейчас улыбается. Поэтому на моем лице тоже появляется улыбка.

– Приходи на ужин, – говорит она. – Мама готовит феттучини с соусом «Альфредо». А я найду что-нибудь, что ты сможешь поколотить.

Мое тело тут же расслабляется от облегчения. Боже, благослови Анджелу. Я бы не выдержала весь день в доме, где постоянно звонит телефон, а мама стоит над душой.

– Во сколько приехать?

– А как быстро ты сможешь до меня добраться? – отвечает она.

Мы с Анджелой смотрим два фильма подряд в кинотеатре «Титон». Это фильм ужасов и боевик, но именно такое бессмысленное веселье помогает мне вновь прийти в себя. Вернувшись в «Подвязку», мы забираемся на пустую сцену. Я в какой-то степени полюбила это место. Словно это наше с Анджелой тайное убежище, где нас никто не найдет. К тому же у подруги прекрасно получается отвлечь меня от мыслей.

– Сейчас покажу то, что обязательно поднимет тебе настроение, – говорит она, когда мы сидим на краю сцены, свесив ноги в оркестровую яму.

А затем встает и, закрыв глаза, машет крыльями. Мне на плечо падает муха. И я быстро стряхиваю ее. Мухи в театре меня очень пугают. Они подлетают к лампам и опаляют свои крылья, а потом падают сверху и, жужжа, ползают по сцене. Я оглядываюсь на Анджелу. Но ничего нового не вижу.

– И что я должна увидеть? – через минуту спрашиваю я.

Она хмурится.

– Подожди.

Еще с минуту ничего не происходит. А затем ее крылья начинают расплываться, как воздух над бетоном в жаркий летний день. Очень медленно они меняют вид, сглаживаясь и принимая другую форму. Анджела открывает глаза. У нее за спиной сейчас крылья огромного мотылька. Они все такие же белоснежные, но более гладкие, разделенные на сегменты и усеянные мелкими чешуйками. Крылья бабочки.

У меня отвисает челюсть.

– Как ты это сделала?

Она улыбается.

– Цвет изменить не получается, – говорит она. – Мне показалось, что фиолетовые крылья будут смотреться круче, но ничего не вышло. Но если постараюсь, могу сделать их похожими на что угодно.

– А как они ощущаются в таком виде? – спрашиваю я, наблюдая, как гигантские крылья бабочки, так не похожие на наши покрытые перьями крылья, плавно открываются и закрываются.

Анджела похожа на готическую фею Динь-Динь.

– Более хрупкими. И не думаю, что летать на них буду так же. Хотя вообще не уверена, удастся ли мне взлететь. Но это ограничение скорее у меня в голове. Думаю, наши крылья могут становиться такими, как мы захотим. Мы видим крылья, покрытые перьями, потому что именно так изображают ангелов. Но на самом деле они всего лишь инструмент, форму для которого выбираем мы сами.

Я разглядываю ее. Мне бы никогда не пришло в голову попробовать поменять форму крыльев.

– Ух ты, – выдыхаю я, с трудом вернув себе дар речи.

– Невероятно, правда?

– Что значит «всего лишь инструмент»? Они выглядят как настоящие, – говорю я, вспоминая, как ощущались мои крылья на спине – массой мышц, перьев и костей.

– Ты когда-нибудь задумывалась о том, куда деваются наши крылья, когда мы их прячем?

Я моргаю.

– Нет.

– Думаю, они просто существуют в другом измерении. – Анджела стряхивает опилки со штанов. – Смотри.

Она снова закрывает глаза. И крылья бабочки растворяются, превращаясь в туманную дымку, которая парит вокруг ее головы и плеч.

– Думаешь, у меня получится так же?

Я встаю и неуклюже взмахиваю крыльями. Меня охватывает внезапная вспышка ревности. Она намного сильнее меня. И намного умнее. А еще в ней в два раза больше ангельской крови.

– Не знаю, – задумчиво произносит она. – Возможно, способность менять облик я унаследовала от отца. Но скорее всего, мы все можем это делать.

Я закрываю глаза.

– Бабочка, – шепчу я.

А затем смотрю на свои крылья. Но они все так же покрыты перьями.

– Ты должна раскрыть свой разум, – говорит Анджела.

– Ты говоришь, как Йода[29].

– Разум ты свой освободить должен, – произносит она, старательно подражая Йоде.

Она поднимает руки над головой и потягивается. Ее крылья исчезают.

– Это было невероятно круто, – признаю я.

– Знаю.