Неземная

Анджела заставила меня записывать все, что мне является. Она даже составила специальную таблицу. В те дни, когда ей не удается присоединиться ко мне, чтобы помочь с тренировками, она звонит мне после ужина и, пока на заднем плане звучит музыка из мюзикла «Оклахома!», допрашивает о том, что было в видении сегодня. А еще подруга купила мне маленький блокнот, который я ношу в заднем кармане джинсов, и как только возникает видение, мне следует все бросить (хотя в такие моменты я и так все бросаю) и записать его. Время. Место. Продолжительность. Каждую деталь, что я запомнила. Каждую мелочь.

И именно поэтому я начинаю замечать изменения. Поначалу мне казалось, что одно и то же видение приходит мне снова и снова, но как только я начинаю их записывать, то тут же понимаю, что изо дня в день в них появляются небольшие различия. Основные моменты одни и те же: я оказываюсь в лесу, огонь приближается, а как только я нахожу Кристиана, мы улетаем. Каждый раз я в фиолетовой куртке. А Кристиан в черной флисовой толстовке. Эти вещи не меняются раз от раза. Но иногда я поднимаюсь на холм под другим углом, или Кристиан стоит чуть левее или правее от того места, где стоял вчера. Или фразы «Это ты» и «Да, это я» мы произносим по-другому или в другом порядке. Еще я заметила, что скорбь тоже меняется. Иногда я чувствую ее с самого начала. А иногда дохожу до Кристиана, и только потом она обрушивается на меня с силой цунами. Иногда я плачу. А иногда влечение и магнетизм между мной и Кристианом подавляет скорбь. Сегодня мы улетаем в одну сторону, а завтра можем отправиться в другую.

Я не знаю, как это объяснить. Анджела же считает, что это могут быть различные версии будущего, каждая их которых основана на решениях, принятых мною в тот или иной день. И это заставляет меня задуматься: как далеко распространяется мой выбор? В этом сценарии я актер или марионетка? Думаю, это все же не имеет значения. Ведь это моя судьба.

В дни, когда объявляют красный уровень тревоги, я облетаю горы возле Фокс-Крик, всматриваясь, не виднеется ли где-нибудь дым. На основе того, где огонь появляется в видении, мы с Анджелой рассчитали, что, скорее всего, он возникнет в горах и пронесется по каньону Смерти (подходящее название, не правда ли?), пока не окажется на Фокс-Крик-Роуд. Поэтому я облетаю район в радиусе тридцати километров. Меня больше не заботит, что кто-то может увидеть меня в небе днем. Несмотря на свое подавленное состояние и жалость к себе, я наслаждаюсь этим. Я быстро полюбила летать при свете дня, когда видно внизу такие нетронутые и первозданные места. Судя по длинной тени, которая скользит за мной по земле, я действительно похожа на птицу. Мне и самой хочется быть птицей.

И не хочется думать о Такере.

– Мне жаль, что ты сейчас так несчастна, – говорит мама однажды вечером, пока я бессмысленно переключаю каналы.

У меня болят плечи. И голова. Я не ела ничего вкусного уже больше недели. Сегодня утром Анджела придумала «потрясающий» эксперимент – поджечь мой палец спичкой, чтобы проверить, горю ли я. Оказалось, что да. А еще, несмотря на то что я, словно маленький послушный трудяга, благодаря Анджеле делаю все, что мама хотела от меня, мы с ней все еще не помирились. Я не могу ее простить. Хотя и сама уже не понимаю, за что именно.

– Видела, какая крутая штука? Это крошечный блендер. Он может нарезать чеснок, или превратить в пюре овощи, или смешать «Маргариту», и все это по супернизкой цене. Всего за сорок девять долларов и девяносто девять центов, – выпаливаю я, не глядя на нее.

– Отчасти это моя вина.

Эти слова привлекают мое внимание. И я выключаю телевизор.

– Да ну?

– Этим летом я пренебрегала тобой. Позволила тебе ощутить свободу.

– Ох, так ты виновата в том, что была невнимательна и поэтому не запретила мне встречаться с Такером? Что не затоптала мои чувства к нему, пока они только пробивались из семечка?

– Да, – отвечает она, намеренно пропустив мимо ушей мой сарказм.

– Спокойной ночи, мама, – прибавляя громкость, говорю я.

После чего переключаю на новости. И прогноз погоды. Снова жарко и сухо. И сильные ветра. А значит, высокая опасность пожара. К тому же не забывайте про грозы. Скорее всего, в конце недели хватит одной молнии, чтобы спалить весь район. Нас ждут веселые времена.

– Клара, – медленно произносит мама, явно не закончив каяться.

– Я все поняла, – огрызаюсь я.

– Да, тебе плохо. Но все же постарайся немного поспать, на случай если завтра придется исполнить свое предназначение.

Я выключаю телевизор, бросаю пульт на диван, затем встаю и, обойдя ее, направляюсь к лестнице.

– Прости меня, детка, – говорит мама так тихо, что меня гложут сомнения, хотела ли она, чтобы я ее услышала. – Ты не представляешь, как мне жаль.

Я останавливаюсь на середине лестницы и оборачиваюсь.

– Так расскажи мне, – прошу я. – Если тебе так жаль, расскажи.

– Что именно?

– Все. Все, что ты знаешь. Начиная с предназначения. Давай нальем по чашке чая и обсудим, кому и что досталось.

– Я не могу, – шепчет она.